12 марта 2014 года великому сыну алтайского народа выдающемуся деятелю Республики Алтай и России Михаилу Васильевичу Карамаеву исполнилось бы 85 лет.
Михаил Васильевич Карамаев вошёл в историю нашей республики и Российской Федерации как один из больших государственный деятелей, живший и работавший во имя процветания и величия своего народа, народов СССР и крепкого государства, которого сегодня, к большому сожалению, нет.
Карамаев, сын рядовых колхозников-тружеников, благодаря своему трудолюбию вырос до первого секретаря Кош-Агачского райкома ВЛКСМ, председателя Улаганского райисполкома, первого секретаря Улаганского и Кош-Агачского райкомов КПСС, позднее — до секретаря обкома КПСС, председателя облисполкома, заместителя Председателя Верховного Совета РСФСР.
Его жизнь — это яркий подвиг во имя своей малой родины, во славу великой страны. Нынешние руководящие работники всех уровней должны относиться к работе так, как относился Михаил Васильевич. Его жизнь и деятельность должны быть эталоном для нас.
Карамаев много сделал для области. В частности, он добился повышения районного коэффициента, создал основу для отнесения Улаганского и Кош-Агачского районов к районам Крайнего Севера, на его счету много других славных дел.
Михаил Васильевич горячо поддерживал идеи своих предшественников Г.И. Чорос-Гуркина, Ч.М. Кандаракова, И.И. Тухтубаева, Н.М. Киселёва и Ч.К. Кыдрашева, которые также поднимали вопрос самостоятельности области. Его выступление в 1988 году на сессии Верховного Совета РСФСР о повышении статуса области сравнимо с поступком адмирала графа Мордвинова, который отказался подписать смертный приговор пятерым декабристам, а молча поднялся и вышел из зала. Один против всех. Так и Михаил Васильевич один сражался за статус области. В то время это было чрезвычайно рискованным делом. Только за этот героический поступок нужно увековечить память Карамаева: поставить ему памятник на улице, названной его именем.
В моей памяти Михаил Васильевич остался человеком скромным и обаятельным. Он никогда не давал невыполнимых обещаний. Иной раз даже не обещал, а просто выполнял. Приведу конкретные примеры.
Карамаев работал вторым секретарём ОК КПСС. Однажды по долгу службы отправился в Кош-Агач. Вместе с ним в его машине ехали работники Кош-Агачского РК КПСС и области, я в том числе. Надо сказать, он никогда не ездил один. Всегда кто-нибудь да напрашивался к нему в попутчики. Михаил Васильевич не отказывал.
Выехали из города рано утром. Проскочили Майму, Соузгу, Манжерок, Усть-Муны и Усть-Сему, сёла залиты электрическим светом. Надо бы сердцу радоваться, а нам почему-то стало грустно. Заставил печалиться нас Барангол: он утопал в снегу и темени — хоть глаз выколи! Ехавший в машине высокопоставленный руководитель на наш вопрос, почему поселок не электрифицирован, ответил:
— Он бесперспективный, здесь нет промпредприятий.
Кошагачцы возмутились. Михаил Васильевич промолчал.
Прошло около трёх месяцев. Задававшие вопросы об электрификации уже забыли об этом случае. И вдруг звонок в Кош-Агачский райком партии. Это был Михаил Васильевич, он сказал: в Баранголе загорелась лампочка Ильича. Мы были ошарашены: кто способен не только запомнить мимолётный разговор и решить вопрос, но и сообщить о его выполнении?! Причём Карамаев позвонил лично, хотя мог поручить это своим подчинённым.
Долгое время труженики Турочакского и Чойского районов страдали от бездорожья. Болото, непролазная грязь затрудняли жизнь людей. Казалось, безвыходное положение. Чойцы написали Михаилу Васильевичу письмо. И как отреагировал глава области? Да очень просто.
Дал поручение дорожникам, и проблема была решена. Почему говорю об этом? Я тоже после поездки в Турочак говорил ему о плохой дороге. Михаил Васильевич согласился со мной, но никаких обещаний не давал. Зная его характер, я успокоился. Понял: он сделал «зарубку» в своей памяти. И точно! На одной из наших встреч он с доброй улыбкой посоветовал проехать до Алтын-Келя. Я последовал его совету. Прекрасная дорога! Спокойно, без проволочек, по-партийному, по-государственному он решил вопрос.
Михаил Васильевич, когда меня призвали в ряды Советской армии, стал секретарём Кош-Агачского райкома комсомола. И мы с моим земляком Колей Турдубаевым, будучи курсантами лётной авиашколы, живо интересовались, как живёт родной Кош-Агач и работают наши друзья-комсомольцы после нас. Из писем узнавали о комсомольской деятельности, о работе первого секретаря Михаила Карамаева. Сделали вывод: он работает лучше нас, как модно говорить сегодня, значительно эффективнее.
Позднее Михаил Васильевич стал первым секретарем Кош-Агачского райкома партии. Каким он был секретарём? Уважали ли его труженики высокой земли? Что нового он привнёс в партработу? Не давил ли своим авторитетом работников райкома партии и не подменял ли работу Советов? Ваш покорный слуга может с гордостью сказать, что Михаил Васильевич сыграл в его жизни большую роль. Он стал, так сказать, моим крестным партийным отцом.
С ним было интересно и легко работать, несмотря на его строгость, требовательность и принципиальность. Карамаев любил точность и аккуратность. В то же время был очень чутким, душевным и отзывчивым человеком. Учил нас и сам учился у нас. Анализ работы мы проводили один раз в неделю, он мог признать свой промах и сделать правильные выводы на будущее. Главным мерилом нашего труда считал приносимую людям пользу. Работникам доверял, а они в свою очередь его доверием очень дорожили.
Пусть правильно поймут другие секретари райкомов, под началом которых мне пришлось работать. Все они достойные руководители, оставили хороший след в районах, где работали, но Михаил Васильевич был ПЕРВЫМ среди них.
Запомнился случай. Перед аппаратным совещанием (тогда мы их называли раскомандировками) Михаил Васильевич вручил двум девушкам из Акташа партийные билеты. Работники райкома собрались в приёмной в ожидании начала совещания. Открывается дверь, и из его кабинета буквально выскакивают девчушки с сияющими лицами, радостные и счастливые. В восторге они кричали: «Ребята, какой у нас замечательный секретарь! Лучше всех!» И от избытка чувств подарили нам поцелуи. Мы недоумевали: что такого мог сказать им наш секретарь, если они от счастья чуть не до потолка прыгали? Позднее спросили его об этом. Он ответил, что лишь говорил слова, приличествующие данному моменту.
А девушки эти доверие партии оправдали — стали прекрасными специалистами и доросли до больших руководителей.
Бич животноводства в Кош-Агаче — недостаток кормов. Михаил Васильевич стал искать решение этой проблемы. В первую очередь взяли на строгий учёт все зимние и летние пастбища. Были определены площадь и вес поедаемой массы. Вообще-то это строго научное исследование, за которое учёные получают премии и степени. Сотрудники райкома партии и управление сельского хозяйства провели эту работу по своей инициативе во имя повышения продуктивности сельского хозяйства. И все это под руководством Михаила Васильевича. В итоге не только определили площадь, но и решили увеличить сенокосные угодья за счёт полива и внедрить выращивание трав.
Внедрение поливного земледелия в высокогорной Чуйской степи было новшеством. В 1963 году по настоянию Карамаева в колхозе «40 лет Октября» (село Кокоря) засеяли три гектара «зелёнки» в урочище Кара-Тюргюн. Мне по поручению Михаила Васильевича пришлось курировать новое дело. Она уродилась, хотя и небогатая. Главное — почин был сделан. Но… Михаила Васильевича перевели в область, и от этой практики на некоторое время отказались.
Вспомнили о ней опять по настоянию Карамаева секретари райкома партии В.А. Поносов и В.К. Сабин. «Зелёнка» давала весомую прибавку к естественным кормам. Я всегда буду утверждать: первопроходцем в земледелии на полупустынной кош-агачской земле был Михаил Васильевич Карамаев.
Он хорошо знал сельское хозяйство. С удовольствием вел разговоры с чабанами, колхозниками, ветеринарами, одним словом, любил общаться с людьми.
Михаил Васильевич был интеллигентным и высокообразованным человеком. Кроме Высшей партийной школы заочно окончил финансово-экономический институт. Много читал. Следил за новинками не только политической, но и художественной и сельскохозяйственной литературы.
Мало кто знает, что Михаил Васильевич сочинял необыкновенно проникновенные стихи. Жаль, но они до сего времени не опубликованы отдельной книжкой. Печатать он их не разрешал, потому как был очень скромным человеком. Вот поэтому при его жизни стихи не увидели свет.
Карамаев никогда не повышал голоса. Эмоциям не поддавался. Доклады всегда писал сам. Однажды он поручил двум ответработникам райкома написать отчётный доклад на бюро ОК КПСС о руководстве райкома партии комсомолом. Доклад писали два дня, принесли Михаилу Васильевичу, отдали ему в надежде на похвалу и благодарность. Михаил Васильевич с карандашом в руке внимательно прочитал доклад и раздумчиво произнес: «Хороший доклад написали. Молодцы! Спасибо. Вы здорово поработали. Анализ неплохой, и задачи поставлены правильные». Авторы сразу же возгордились: мол, вот мы какие, всё можем. В общем, выросли в своих глазах, «бронзой покрылись». А Михаил Васильевич очень тихо продолжил: «Доклад очень хорош, но… он больше подходит для Максима Яковлевича. (Максим Яковлевич Такылбаев в то время был первым секретарем райкома комсомола. – Прим. автора.) Ему писать доклад не надо — он готов. Отдайте его Максиму Яковлевичу, он использует для комсомольской конференции… А вы посмотрите в журнале «Партийная жизнь», там есть небольшая статья в помощь секретарям партийных организаций по руководству комсомолом».
«Докладчики» были ошарашены и сразу с облаков спустились на землю.
Михаил Васильевич о промахе опытных, как они думали о себе, работников никому не говорил. Этот случай они сами рассказали другим сотрудникам райкома партии. Вот смеху-то было! Сегодня можно назвать имена незадачливых докладчиков: это ваш покорный слуга, автор статьи, и Павел Павлович Пустогачев, впоследствии работник обкома КПСС.
Первый секретарь не ругал, а даже похвалил и тактично указал, как исправить оплошность. В этом был весь Карамаев. Михаил Васильевич внедрил техучёбу аппаратных работников. Они изучали новинки партийной литературы, обменивались опытом, учились писать справки и постановления, анализировать деятельность первичных парторганизаций. Ставились даже вопросы этики партийного работника. Это была практическая помощь, и мы, бывшие его коллеги и соратники, были благодарны ему за это.
В аппарате райкома партии царил здоровый климат. Коллектив подобрался жизнерадостный, хороший, здоровый, ответственный и работоспособный. Все вопросы решались дружно и слаженно. Склок и раздоров не было. Ядром коллектива, связующим звеном была четверка ответработников — так называемые Четырмаки: И.М. Ченчаев, В.А. Чеконов, В.В. Чекушев и Н.М. Тырмаков. Жаль, что из жизни ушли трое из четверых: Иван Михайлович Ченчаев, Николай Мефодьевич Тырмаков и недавно скончался Владимир Васильевич Чекушев. Вечная им память!
Иной раз Михаил Васильевич говорил: «Пригласите ко мне Четырмаков». И мы незамедлительно появлялись в первом кабинете. Четырмаки не довлели ни над кем. Своим авторитетом никого не сгибали. Работали дружно, слаженно и помогали другим.
Интересна история возникновения этого прозвища. В одном здании размещались райком партии, райком комсомола, партийно-государственный контроль (позднее был переименован в комитет народного контроля), библиотека райкома, один кабинет был отведён под гостиницу, имелся простенький буфет. Поэтому мы вчетвером работали в одном кабинете: Ченчаев, Чекушев и Тырмаков — инспекторами-парторганизаторами, а я отвечал за организационно-партийную работу и кадры райкома партии. На одной из раскомандировок я в шутку сказал: «Собрались три «Ч» и примкнувший к ним «Т» — получается Четырмаки». С тех пор нас только так и называли.
В. Чеконов, ветеран труда. с. Манжерок.
(Продолжение в №№48 — 51)
