20 августа исполнилось бы 70 лет со дня рождения высококлассного специалиста, отзывчивого товарища, любящего мужа и отца Александра Арсентьевича Наймушина. 32 года он отдал работе в судебно-арбитражных органах республики, беспристрастно и справедливо верша суд, и все это время рядом с ним была верная подруга и помощница — жена Татьяна Ивановна. Она безропотно терпела его занятость, задержки на работе, командировки… Она знала – в его сердце нет места для другой женщины. Десять лет назад сердце Александра Арсентьевича остановилось, а Татьяна Ивановна до сих пор говорит о нем, как о живом, так и не смирившись с потерей.
То и дело вытирая набегающие слезы, женщина рассказывает об их с Сашей жизни. Постепенно увлекшись, вспоминая знакомство, свадьбу, переезды с места на место, она начинает улыбаться. В голосе ее – неприкрытая гордость за него, как за хорошего, грамотного юриста, которого ценило руководство на уровне республики, и радость за себя – такой муж достался.
— Золотой он у меня был, дай Бог каждой такого мужа! – эти слова Татьяна Ивановна повторила во время нашей беседы не один раз.
— Мы познакомились 13 октября 1970 года. Оба тогда учились и работали в Барнауле, жили в одном общежитии. В тот день был вечер поэзии — к студентам пригласили барнаульского поэта Марка Юдалевича. Я тогда жила в 46-й комнате, была скромницей, никуда особо не ходила. И вот пришла воспитательница, говорит: «Ну что за девушки, мероприятия не посещаете. Собирайтесь на вечер поэзии». Я ее почему-то послушалась, быстро собралась и отправилась вниз, в фойе. А Саша в это время возвращался с работы со второй смены и увидел меня в первых рядах. Как потом рассказывал, сразу что-то почувствовал, поэтому поднялся в комнату, быстро переоделся и тоже спустился вниз, чтобы познакомиться со мной и потанцевать (раньше многие мероприятия танцами заканчивались). Молодежь тогда только-только начала танцевать шейк, твист, а мы как-то то ли поскромнее были, то ли в силу своего характера все еще предпочитали вальс и танго. И Саша эти же танцы любил, как оказалось. И тут заиграло танго. Он меня пригласил. А на следующий день пригласил в театр. Я ответила, что не могу: как раз в тот день мы шли коллективом во Дворец спорта. До сих пор помню – Галина Ненашева приезжала, певица. Он настаивать не стал, но через некоторое время снова куда-то позвал.
Встречались мы полгода. Несмотря на то что жили в одном общежитии, он ежедневно писал мне стихи, клал письма в почтовую ячейку. Он ведь тогда и учился, и работал по скользящему графику, но находил время сочинять, слова такие хорошие подбирал. А еще он очень любил свою маму, часто к ней ездил.
В марте Саша сделал мне предложение. Мы пошли во Дворец бракосочетаний, и через месяц расписались. Я даже традиционное «Мне надо подумать» ему не сказала, сразу ведь видела, что он хороший. Свадьбу сыграли очень скромно: у него одна мама, меня в деревне бабушка воспитывала. Собрались самые близкие родственники, приехали мои подружки, с которыми училась, вот и все. Семейную жизнь начинали, как говорят, с ложки, с вилки. После получения диплома мужа распределили в Усть-Кан, я, естественно, поехала вместе с ним. В декабре 1972-го его избрали там народным судьей.
Приехали, условий никаких нет, жили первое время в гостинице, ждали, когда освободит квартиру бывший судья. В дом зашли – холод ужасный. По-видимому, бывшие жильцы не собирались там зимовать и не утепляли. Муж взял топор, молоток, гвозди, пошел все подгонять, утеплять. В общем, той зимой нам досталось… Но мы нисколько не пожалели, что переехали из Барнаула, очень там народ хороший живет, гостеприимные люди, добрые. Сколько лет прошло, до сих пор с устьканцами дружим, в гости приезжают и звонят.
В Усть-Кане мы прожили почти десять лет. Работа там далась ему нелегко. От бывшего судьи осталось очень много дел, и все свалилось на мужа, несмотря на то что у него не было опыта. Раньше восьми вечера с работы не являлся. Мало того: придет, поест и опять садится за дела. До часу, до половины второго ночи сидел, писал. Бывало, приедет с какого-нибудь совещания и говорит: «Таня, а знаешь, в Шебалино работают два судьи и рассматривают такое же количество уголовных дел, как я один, а качество – намного хуже». Я отвечаю: «Так ты же у меня умница»…
Саша очень много читал дополнительной литературы, особенно по выходным. У него времени тогда не хватало ни на рыбалку, ни на охоту съездить. Редкий-редкий случай был, когда он куда-то выбирался, хотя очень любил бывать на природе.
Несмотря на колоссальную занятость, Саша добился того, что в Усть-Кане построили новое здание суда, сам занимался закупкой и доставкой мебели.
Очень супруг любил людей, и его все ценили. Многие хотели быть нашими друзьями, но он в людях разбирался… У нас мало друзей, но они отличные, проверенные временем, которым мы сразу поверили и до сих пор, несмотря на то что его 10-й год нет, я им благодарна от души: продолжаем встречаться, помогаем друг другу чем можем. После Усть-Кана его перевели в Шебалино, где мы прожили четыре года. Он опять работал там председателем суда. Из Усть-Кана звонили первый год постоянно. Приходит с работы и говорит: «Опять девчонки мои звонили». Почти сразу, как мы уехали, в Усть-Кан назначили и второго судью. Представляете, Саша писал и в Барнаул, и в Москву, что захлебывается делами, не успевает, очень большая нагрузка, а видели, что он тянет, вот и не давали помощника!
В Шебалино мы подружились с Иваном Амыровичем Охриным, работавшим тогда председателем райисполкома. Когда уезжали, он и с машиной помог, и такие слова хорошие сказал, теплые — до сих пор помню.
Из Шебалино перебрались в Майму. Там Саша тоже работал председателем суда. Через какое-то время ему поступило предложение стать членом коллегии по уголовным делам в краевом суде. Дали три дня подумать. Пришел он с работы и рассказал мне об этом, а я и отвечаю: «Мне так Майма нравится, никуда переезжать не хочу». Потом с ним еще поговорили, и я посоветовала: если чувствуешь, что силен как юрист, думаю, тебе и тут место найдется. Он от предложения отказался. И вскоре, в 1992-м, его действительно назначили председателем Арбитражного суда Республики Алтай. За годы службы ему присвоили звание юриста высшего класса, заслуженного юриста России. Как говорят бывшие Сашины коллеги, его портрет до сих пор висит в арбитражном суде в Москве.
В республиканском арбитражном суде Саша проработал до самой смерти. Сотрудники, знавшие его, до сих пор без слез не вспоминают Александра Арсентьевича. Он был замечательным руководителем. А в душе всегда оставался романтиком. Такие письма писал! Мне из каждой командировки открытки слал со стихами собственного сочинения. А однажды выслал две серебряные ложки и записку, что и мы, дескать, как эти ложки, всегда рядышком… Любил он меня очень, хотя сам красавец был, женщины на него заглядывались…
И в профессии оставался человеком. Сочувствовал всегда людям, но в то же время видел каждого насквозь. Иной раз очень возмущался: труженик украдет мешок или два зерна в совхозе, его готовы расстрелять, а тем, которые сидят и ворочают большими деньгами, все с рук сходит. Такое неравнодушие к людям давало свои плоды: бывало, что после освобождения приходили к нему бывшие осужденные и благодарили за справедливое наказание.
А в жизни мой Саша был таким аккуратистом, каких и поискать мало. У него каждая вещь знала свое место: если гвоздики, то по размерам рассортированы, по разным баночкам. Каждая вещь на гвоздочке, на плечиках, на полочке.
Мы с мужем вырастили дочь Людмилу, дали ей образование, сейчас она работает в арбитражном суде помощником судьи. Внучка подрастает. Жалко, что мало Саша поводился с внучкой. Очень он ее любил — зайдет на обед, и сразу к ней, а она уже улыбается, ждет, когда дедушка ей ручку поцелует.
Работал Саша до самой смерти. Уже лежа в больнице, нет-нет да и говорил, что надо было уйти в отставку. Только, думаю, это бы его не спасло: как выяснилось, он умер от лейкоза, и болезнь развивалась давно. А он терпел, никому ничего не говорил, очень терпеливым был. Уже после похорон смотрю – больничный лист лежит. Никогда он их не сдавал, все время на работу ходил, даже когда недомогал. Даже в отпуске бежал на работу – все самому надо проверить-проконтролировать.
О том, что Сашу очень ценили на работе, говорит следующее: когда он лежал в больнице и уже было ясно, что скоро он уйдет от нас, коллеги передали ему такую записку: «Уважаемый Александр Арсентьевич! Коллектив работников Вашего суда желает Вам скорейшего выздоровления!!! Мы Вас горячо любим и ждем на работу, мы не хотим видеть на Вашем рабочем месте никого другого. Мы верим в Ваше мужество и терпение».
После Сашиной смерти я очень долго не могла прийти в себя, плакала все время. Уже на работе коллеги начали меня ругать, что не могу взять себя в руки. А я его забыть не могу… Потом постепенно жизнь наладилась. Нежданно-негаданно посватался ко мне овдовевший родственник с Сашиной стороны. Я ему как на духу сказала: «В душе у меня один Саша». Петр все понял, смирился и все же переехал ко мне. Уже столько лет живем, а я нет-нет да и назову его Сашей…
С семьей Наймушиных мы дружны более четверти века. Были шокированы и безмерно опечалены безвременным и скоропостижным уходом из жизни Александра Арсентьевича.
Он был необыкновенным человеком: эрудированным, порядочным, скромным, обладал тонким чувством юмора, удачно мог выдать стихотворные тирады по любому случаю. Мы помним Сашу как гостеприимного и радушного хозяина, который всегда встречал нас шутками и прибаутками. Он был заядлым рыбаком и охотником, в течение многих лет мы вместе ездили за грибами и ягодами.
Александр Арсентьевич ценил друзей, был настоящим, надежным товарищем, оказывал помощь и поддержку в трудные моменты жизни. Он был глубоко уважаем и любим, и не только нашей семьей. С большим вниманием и чуткостью относился к людям преклонного возраста, и они, в свою очередь, отзывались о нем с благодарностью, выражая свою признательность.
Саша был заботливым мужем и отцом. Любил свою жену Татьяну, дочь Людмилу, баловал их различными подарками, сюрпризами. Будучи на разных должностях государственной службы, честно служил людям, закону, Республике Алтай.Александр Яковлевич и Нина Петровна
Наталья АНТЮФЬЕВА
