Семейно-бытовой обрядовый фольклор относится к наиболее устойчивым компонентам традиционной бытовой культуры и поэтому является ценным историческим источником, например, для определения культуры детства (обряды и ритуалы, связанные с рождением ребенка, наречением его именем и инициациями – посвящением во взрослое состояние).
В структуре обрядности, связанной с ребенком, объединены различные компоненты материальной культуры, несущие знаковую нагрузку (одежда, игрушки, пища и т.д.). Освящение их состава, форм и функций определяет не только стабильность или подвижность традиций, но и выявляет смысл, характер и особенности использования в обряде.
Обряды, связанные с внутриутробным развитием ребенка, представляют собой одну из составляющих традиционной духовной культуры народа. Различные формы устного народного творчества сопровождают обряды кабайга салары – положение в колыбель, ат адаары – наречение именем, тужак кезери – разрезание пут, токым кагар – первый самостоятельные выезд на коне, табышкак-ойын – игра в загадки. Совершение действий, насыщенных магической символикой, призвано обеспечить благополучие жизни детей.
В обрядах, связанных с рождением ребенка, главное место занимала вера в Умай-эне – покровительницу детей. В этих ритуалах также отражается вера в духов-покровительниц замужних женщин – эмегендеров.
Не меньшее значение алтайцы придавали колыбели (от «кабай» – «колыбель» – произошло, видимо, и словосочетание «кабай кожон» («колыбельная песня»). В работе Э.С. Каруновской «Из алтайских верований и обычаев, связанных с ребенком у алтайцев», а затем в исследовании Е.М. Тощаковой «Традиционные черты народной культуры алтайцев» довольно подробно описываются типы колыбелей и обряды, связанные с ними, приводятся поэтические произведения, приуроченные к ритуалу положения в колыбель и сопровождающие другие ритуалы, связанные с детьми.
Е.М. Тощакова в своей работе акцентирует внимание на обрядах и типах колыбелей у разных этнических групп Алтая. Сравнивая названия колыбелей у тюркоязычных народов, она приводит две типологические группы: кабай – пубай – побый – убай и бежик – бичик – бесик – писик.
Она отмечает: «Возможно, это фонетические разновидности какого-то одного термина. Мы попытались выяснить их происхождение, но ни в одном из словарей обнаружить что-либо не удалось».
Вероятно, названия колыбели несут в себе черты древнейшего мифологического мотива «через смерть к новому рождению». В казахском обрядовом фольклоре сохранилась символика колыбели как двери во Вселенную. А гроб, вероятно, в мифологии тюркоязычных народов означает дверь в мир мертвых, мир предков – ада-oбoкoнин jери. В алтайском языке «эжик» («дверь»), «бозого» («порог») имеют символическое значение перехода из одного значимого пространства в другое. Семантический ряд: бежик – эжик – межик (соответственно: колыбель – дверь – гроб) содержит в себе переход во Вселенную людей, вторая дверь – это переход невесты в дом жениха и третья дверь – переход в мир предков.
В «Этимологическом словаре тюркских языков» Э.В. Севортяна говорится: бешик – колыбель, люлька; гроб (алт.).
Производящей основой слова является, по всей вероятности, глагол, который может объяснить совмещение значений «колыбель» – место действия (состоние), метафорически — гроб, могила (и дитя – объект действия).
Так же обстоит дело с термином «кабай», употребляемым как в значении «колыбель», так и в значении «гроб», хотя мы не нашли «кабай» в значении «гроб» в современных тюркоязычных словарях. Но у алтайцев до сих пор, когда умирает человек, задают вопрос: «Кабайы кичинек болды ба, jаан болды ба?» («Подошла ли колыбель для захоронения: мала или большая?»). Здесь «кабай» употребляется в значении «гроб».
Общеизвестно, что особая роль в реконструкции глубинных смыслов обряда и фольклорной символики принадлежит языковым фактам. Рассмотрение ключевых лексем («кабай», «бешик») позволяет увидеть в них сосредоточение напластования древнейших мифоритуальных символов.
В мифологическом представлении актом рождения человек начинает свой жизненный путь, который заканчивается смертью. Однако в мифоритуальном комплексе алтайцев относительно круговорота жизни со смертью течение жизни не прекращается. Предшествующий браку и следующий после него периоды оказываются симметричными. Выйдя из состояния эмбриона в начале жизни, к концу ее человек возвращается в исходное состояние. Это подтверждается многими фактами фольклорной традиции алтайцев.
Мифоритуальная концепция бытия алтайцев выглядит следующим образом: прошлое неотделимо от настоящего и будущего, умершие – от живых, новорожденные – от состарившихся, где смерть уподоблялась зачатию, то есть инобытию. Мифологический мотив «рождение через смерть» на примере названия колыбелей у тюркоязычных народов, рассмотренном выше, является одним из ключевых для многих тюркских племен. Это тождество отчетливо передано в погребальной обрядности народов, у которых до сих пор сохраняется числовая символика: третий, седьмой (девятый), сороковой дни, годовщина смерти. И такая же символика в родильном обряде: на третий день после рождения ребенка у алтайцев устраивается праздник «койу кoчo» («густой перловый суп»), на седьмой день ребенка укладывают в колыбель, примерно на сороковой день устраивают праздник ребенка – «баланын тойы», или «ийт-мyн», и в год совершается обряд стрижки волос.
Ближе к году, когда ребенок начинает ходить, устраивали обряд «тужак кезери» («разрезание пут») и тоже готовили угощение. Сходные традиции существовали у хакасов, тувинцев, казахов и других близкородственных народов.
В мифоритуальной традиции самыми значимыми были первые дни и месяцы после появления на свет. Это связано с убеждением, что младенец как бы неполноценный член общества. Поэтому в колыбельный период – «кабай бала» («jаш бала») он находится под покровительством божества Умай-эне, также это наиболее насыщенный обрядами оберегательного характера период жизни человека (если не считать свадебный обряд). В число самых важных оберегов входили алкыш сoс – благопожелания. Они сопровождали все важные вехи рождения и становления ребенка: родины, имянаречение, первую стрижку волос, разрезание пут и т.д.
Основной формой моделирования социального статуса в традиционной культуре алтайцев, несомненно, было наречение имени. Обряд ат адаары (наречение имени) совпадал с праздником «баланын тойы» (родины). Имени ребенка придавалось большое символическое значение. И тот, кто нарекал младенца, удостаивался большой чести и уважения. Об этом писал В.И. Вербицкий: «Имя новорожденному дает глава семейства, большей частью одинаковое с именем того, кто первым войдет в юрту после разрешения женщины от бремени».
Примечательно, что имянаречение в тюркском эпосе обставлено, как настоящий ритуал (таковым оно, вероятно, и было в древности), элементы которого сохранились в обрядовой культуре этих народов.
Следующим содержательным периодом в жизни ребенка является период его первых шагов и стрижки волос. Праздник, устраиваемый у алтайцев по случаю совершения первых шагов (разрезание пут), называется тужак кезер. Соответственно, стрижка волос у алтайцев называется чyрмеш кезер, у кыргызов – чач алдыруу. У тувинцев волосы впервые состригали в три года. Этот обряд символизировал переход от младенчества к детству. К обряду первой стрижки собирались родственники и знакомые. Старейший из родственников произносил благопожелание и отрезал первую прядь волос. Так же поступали и все присутствовавшие. Пряди отдавали матери, и она зашивала их в подушку ребенка. Затем начинался той – пир.
В тюркской культуре первая стрижка имела большое значение. Возможно, волосы, с которыми ребенок появлялся на свет, ставили его в ряд существ иного мира. А их символическое удаление придавало ребенку статус полноценного члена общества.
В ритуале первой стрижки у алтайцев, как и у других родственных народов, одну из главных ролей играл таай – дядя по материнской линии. И в дальнейшем, по мере взросления племянников, он был причастен к их воспитанию, устройству в жизни и материальному обеспечению.
В этом обряде особенно ярко отражаются древние мифоритуальные явления: матрилинейные связи таайы-jеени (дядя-племянник). Дядя состригает волосы племянника, произнося при этом благопожелание: «Jакшы jyрyм jyрзин! Jарындуга jыктырбас, Бoкo болзын! Jаактуга айтыр-бас, Чечен болзын! Jyc jаш jажа! Jyгyрyк ат мин!» («Пусть проживет благополучную жизнь! Кто имеет лопатки, пусть тот тебя не поборет, сильнее будь, чем он! Кто имеет щеки, пусть не поднимет на тебя голос, будь острее на слово, чем он! Проживи сто лет! Езди на скакуне!»)
Обычай стрижки волос ребенка братом матери закреплен во многих пословицах и поговорках. Например: «Jеенимнин чачы ат баалу» («Конь – цена волос племянника»). Таай (дядя), срезав прядь волос с головы jеени (племянника), заворачивает ее в белую материю и забирает себе, обещая в будущем одарить племянника конем. Племянник, когда ему исполняется 10 – 12 лет, едет к дяде со своим угощением за волосами и обещанным баркы (подарком). Этот обряд называется тoркyлеп, у кыргызов – чач алдыруу. Девочке заплетают волосы и одаривают ее парой или больше овечек, кеп (одеждой), мальчику дарят коня и его убранство (уздечку, седло) и благословляют. Например, у кыргызов дядя, одаривая племянника конем, говорит благопожелание: «Ырысту болзын, кешиктy болсун» («Пусть будет счастливым»).
В мифоритуальной традиции источником жизни была природа. В весенних мyргyyл (молениях) предводитель рода или шаман обращался к Алтай-Кудаю (Jер-Суу), к тoс-туу (горе-покровителю), испрашивая кут (зародыш) для людей и скота, благополучие и умножение рода. В мифологическом мировоззрении тoс-туу воспринимался как основа, предок рода, мужское начало, а суу – как женское. Эпитет «ак» («белый») несет в себе чистую субстанцию, материнское молоко. Поэтому иносказание в этом алкыш сoс имеет символическое значение возврата к своим истокам. Приобщение нового члена общества к родовым покровителям Ак-Сyмеру и Агын суу давало гарантию сохранения и благополучия ребенка на жизненном пути. Олицетворения, оживляя и одухотворяя неживой мир, придают алкыш сoс большую поэтичность, создают яркие образы и картины. Наиболее традиционные из них приобретают значение поэтических формул и широко употребляются в сказках, эпосе и других жанрах.
Е.В. Мишенькина, Т.Ф. Извекова.
