Юрий Николаевич Кувалдин, фронтовик, человек легендарной судьбы, попросил рассказать о своем школьном товарище Рено Комаровском. Сын коммунара, бежавшего с семьей от репрессий из Белоруссии, он успел повоевать в двух армиях, умудрился после взятия Берлина поучаствовать в войне с Японией и после всех передряг остаться живым и невредимым.
Родился Рено Комаровский в Белоруссии 15 июня 1925 года. Его отец был управляющим в доме графов Маневских. В 1920-м с приходом советской власти графа затравили, и он застрелился. А Константин Комаровский взял в жёны графиню с тремя детьми. Вскоре у них родились ещё трое детей. Когда Рено было шесть лет, семья была вынуждена бежать в Сибирь. Глава семейства, организатор колхозной коммуны, оказался под угрозой ареста.
— Помню, я сидел на печке. К отцу приехал его товарищ, с которым они вместе воевали в рядах Красной армии. На тот момент он работал в Военной чрезвычайной комиссии, чекистом был. Товарищ и говорит отцу: «Костик, давай мы тебя арестуем, а через месяц выпустим».
Но, зная о методах работы ВЧК-ГПУ, Константин Комаровский не согласился, поэтому с семьей, собрав два узла, покинул Белоруссию и перебрался в Сибирь. Переезжали с места на место пять раз. В конце концов обосновались на Алтае в селе Чоя. Отец Рено ни с кем не переписывался, не поддерживал связи, опасаясь, что его найдут.
Юрий Николаевич Кувалдин вспоминал, что учился в одном классе с Виктором Комаровским, а Рено был младше. И практически все взрослые и дети, услышав необычное имя мальчика, спрашивали, почему его так назвали. А все было просто. В те годы появились автомобили «Рено», и, видимо, это слово очень понравилось отцу, он решил так назвать новорожденного сына.
— Ребята были хорошие, — вспоминал Юрий Николаевич, — бойкие, смышленые, воспитанные мамой-графиней. Было видно, что нездешние они, не сибиряки, более свободные и раскованные. На фронт я ушел вместе с Виктором. Насколько знаю, он погиб в первые дни войны. А вот про Рено мне ничего не было известно, потому что семья Комаровских уехала из Чои.
В 1942 году Рено Комаровский в 17 лет поступил в Красноярское летное училище штурманов. После окончания ему присвоили звание младшего лейтенанта, и он был направлен для дальнейшей подготовки в школу так называемых ночных экипажей.
Только в 1944-м летчик Комаровский попал на фронт. В это время на территории Советского Союза шло активное формирование Войска Польского. Многие советские офицеры, поляки по национальности, направлялись туда для помощи в создании армии. В этом случае сыграла свою роль польская фамилия Комаровского, хотя поляком он себя никогда не считал.
Но приказ есть приказ, и лейтенант Красной армии становится хорунжим Войска Польского. Летать ему пришлось мало, так как он обеспечивал связь между советским и польским штабами. Тогда же произошел один удивительный случай, имевший свое продолжение уже после войны. В 1975 году Рено Константинович по приглашению ветеранов Войска Польского приехал в город Эльблонг на встречу.
— Один из гостей всё на меня смотрел и смотрел, — вспоминал Комаровский, — потом подошёл ко мне и спрашивает: «Скажите, вас не Рун зовут?» «Рено», — отвечаю. «Да, правильно, Рено. А вы же меня от смерти спасли».
И Рено Константинович вспомнил, что во время наступления в 1944 году с одной из частей была потеряна связь. Польский молодой связист пытался ее наладить, но у него ничего не получалось. Положение было критическим, и поэтому командир пригрозил ему расстрелом, если он не свяжется с советским командованием. То ли рация была плохой, то ли у связиста опыта не было, только понял он, что еще несколько минут — и его шлепнут тут же, у здания штаба, как не выполнившего приказ. В это время и прилетел Комаровский, доставивший нужное сообщение. В общем, связист был спасен.
Тогда же в боях за Польшу Рено Комаровский получил ранение. Он летел по заданию, когда близ реки Варты по мотору самолёта была пущена меткая автоматная очередь. Самолёт спланировал в болото, у Комаровского было повреждено левое колено. Они с лётчиком спаслись. Комаровский отправился в ближайшую часть, где ему дали машину, чтобы он смог отправиться по заданию дальше. Солдаты разобрали сарай, подвели под самолёт бруски и вытащили его из болота. Около 800 метров поляки тащили самолёт на руках в гору. Когда через два часа Комаровский вернулся в часть, машина снова была готова к вылету.
В марте 1945 года Рено неожиданно встретил в Высоко-Мазовецке своего старого товарища майора Промошкина. Майору срочно требовались кадры, его эскадрилья почти полностью погибла, он и позвал к себе Комаровского. Тот объяснил, что сейчас воюет за польскую армию, но с удовольствием «побомбит» за русских. Рено отправился под Варшаву договариваться о своём переводе. Однако просто так зачислить его в ряды другой армии никто не мог, ведь он был назначен непосредственно Государственным комитетом обороны. Тогда было принято решение дать ему командировочные и отправить в русскую часть как офицера связи от Польши. Сложилась забавная ситуация: советский офицер, будучи в польской армии, получил командировку в Красную армию. Когда Рено сообщил Промошкину о том, что будет летать с ним, майор тут же выдал хорунжему советскую военную форму. Последние вылеты в Великой Отечественной войне Комаровский совершил на Кёнигсберг и Берлин, после чего его полк отправили в Москву на Парад Победы.
Полк Комаровского должен был открывать парад. Было сделано три тренировочных вылета — всё тщательно выверялось, ведь надо было пройти точно над Кремлём и Красной площадью, не свернув ни на сантиметр вправо или влево.
24 июня 1945 года после завтрака лётчики прибыли на подмосковный аэродром в Чкаловске. Шёл сильный дождь. Двигатели были запущены, самолёты вырулили на взлётную полосу. Сквозь облака нельзя было разглядеть верхушки берёз, растущие близ взлётно-посадочной полосы. И по погодным условиям пролет самолетов над Красной площадью запретили. Тем не менее лётчики всё равно считаются участниками Парада Победы. В то же время штурман Комаровский был окончательно переведен из Войска Польского в Красную армию.
Не успели летчики отдохнуть от войны, как поступил новый приказ. На Дальнем Востоке начиналась последняя битва Второй мировой войны. По заданию командования дивизия, где служил Комаровский, бомбила китайскую станцию Солунь, оккупированную японцами. Сообщалось, что у японцев 1900 самолётов, ожидалось серьёзное сражение. Но на месте ничего не оказалось. Тогда для дозаправки решено было ехать на аэродром Хайлар. Туда прибежал оборванный пожилой солдат из конно-гужевого обоза. Он сообщил начальнику штаба, что на их обоз напали японцы и всех перебили. Командир отправил Комаровского вместе с лейтенантами Нефёдовым и Рыжакиным разобраться, что произошло. На месте лётчики обнаружили груду телег и убитых лошадей. В 150 метрах от обоза стояли дом и сарай. Из окон дома японцы открыли огонь по советским офицерам. Комаровский упал на землю и стал стрелять из пулемёта.
— В коробку пулемёта попала японская пуля и раздробила её так, что заменить было невозможно. Я отбросил пулемёт и кричу: «Витя!» Он молчит. Оборачиваюсь и вижу, что Витя лежит, пуля попала ему в лоб и прошла навылет. Вот тогда я потерял страх, меня охватила лютая злоба. Я же летчик, воочию гибель товарищей, как пехотинцы, практически не видел, потому и озверел. Схватил винтовку погибшего солдата и набрал патронов, — вспоминал ветеран.
Комаровский ползком пробрался до сарая, где обезвредил двоих японцев. В сарае на коленках, закрыв головы руками, сидели около 20 китайцев. Они оказались рабочими, грузившими лес.
— Я поднимаюсь и думаю: сейчас выскочит японец, — рассказывал Комаровский. — Подхожу к китайцам, а они кричат: «Капитана, капитана, япона — там, япона – там!» — и указывают на дом.
Тогда лётчик пошел к берегу реки. Ему навстречу выбежали трое японцев. Рено выстрелил в одного, второго, третьего… Перестал стрелять, когда увидел, что все трое лежат. Возле дома он обезвредил ещё нескольких солдат. В доме лежали трупы. Один раненый японец выстрелил в Комаровского, но промахнулся. Разъяренный летчик без всякой жалости добил его. В углу он обнаружил японского офицера, который без сопротивления поднял руки.
— Я японца вывожу, а китайцы как бросились мне под ноги и давай сапоги целовать, – улыбается Рено Константинович.
Тут на место боя пришли русские лётчики, приземлившиеся вместе с Комаровским в Хайларе. Начальник разведки полка, увидев убитого Витю Рыжакина, схватил лопату и разрубил голову пленного японского офицера. В общем, отомстили летчики за гибель своего товарища.
В том бою Комаровский в одиночку положил отделение японцев — девять человек. Однако к званию Героя Советского Союза его не представили. Но всё же орденом за этот подвиг наградили. За мужество и героизм, проявленные во время Великой Отечественной войны, отважный летчик был награжден орденами Красного Знамени, Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, пятью польскими крестами «За заслуги» и орденом Монголии.
После войны Рено Константинович возглавлял штурманскую службу в ракетоносных частях дальней и морской авиации ВМФ СССР. Более 13 лет служил старшим инспектором – штурманом отдела боевой подготовки ВВС Балтийского флота. За годы службы освоил более 10 типов самолетов, налетал пять с половиной тысяч часов, 37 лет отдал службе в Вооруженных силах страны.
Выйдя в отставку, полковник Комаровский был членом Калининградского областного совета ветеранов, членом совета общества советско-польской дружбы.
У ветерана двое детей, четверо внуков, восемь правнуков и один праправнук. Рено Константинович, несмотря на бурную жизнь, всегда вспоминает годы, проведенные в Горном Алтае. Сумел найти Юрия Николаевича Кувалдина. Теперь два фронтовика частенько общаются друг с другом по телефону. Им есть что вспомнить.
Сергей Иванов.
