«Три мушкетера»
О нашем гениальном земляке Лазаре Васильевиче Кокышеве в моей памяти сохранились самые светлые, теплые, приятные воспоминания. О нем я думаю всегда с улыбкой. Это был удивительно легкий в общении человек. Люди тянулись к нему, потому, что рядом с ним чувствовали себя комфортно.
Лазарь был не просто старше по возрасту, а гораздо мудрее нас – своих сверстников. Мы были почти ровесниками (он старше меня на шесть лет), но по жизненному опыту рядом с ним я чувствовал себя юнцом.
Помню, когда тройка друзей – Лазарь Кокышев, Аржан Адаров и Эркемен Палкин – приехали после Литературного института на родину, для нас, молодых начинающих поэтов, это было грандиозное событие. Кокышев стал своеобразным маячком, на который ориентировались другие. Полный задора, энергии, оптимизма, он фонтанировал мыслями и идеями, заражая окружающих. Дружеские встречи, разговоры с ним окрыляли, вдохновляли коллег на творчество, создание новых произведений. С его появлением алтайская литература поднялась на небывало высокий современный уровень развития.
Однажды я был свидетелем того, как эта веселая тройка друзей (они в шутку называли себя сначала «три танкиста», потом – «три мушкетера») бурно обсуждала поездку в Улаганский район. После окончания института в поисках впечатлений и приключений они организовали ознакомительный конный поход по Чолушману: из Улагана спустились на лошадях вниз к Телецкому озеру, преодолев опасный горный перевал Кату-Ярык.
Все они были превосходными рассказчиками. Я их слушал, разинув рот.
Гениальные творения
Меня всегда поражало то, с какой легкостью творит Лазарь Кокышев. Он не страдал так называемыми творческими муками, а просто садился и писал красивым каллиграфическим почерком так, будто кто-то диктовал ему на ухо готовый текст. То, что рождалось из-под его пера, было гениально! Таких писателей и поэтов я называю контактёрами. Чувствовалось: работа доставляет ему огромное удовлетворение. В такие минуты он был на эмоциональном подъеме: много шутил, смеялся, готов был снять с себя и подарить последнюю рубаху.
Порой Лазарь преподносил друзьям неожиданные сюрпризы. Как-то раз он пошутил надо мной.
Сижу я на работе, мне приносят письмо, читаю: «Самыкову Василию Тордойчиковичу». По тому, как мое отчество исказилось уменьшительно-ласкательно, догадался, кто был отправителем. Вскрываю конверт в ожидании сюрприза, достаю тетрадный листок, читаю: «Управление культуры Горно-Алтайской автономной области. Аил-музей в урочище Каспа. Охраняется государством». Ниже рисунок алтайской юрты, на которой висит дощечка с надписью: «В этом доме впервые встретился будущий поэт Паслей Самык с будущей женой Вероникой Тюмирековой-Самыковой».
Через некоторое время раздается телефонный звонок, поднимаю трубку и слышу голос начальника областного управления культуры Фридриха Леонидовича Таушканова. Он спрашивает: «С каких это пор ты рассылаешь такие письма? Ты что, и в самом деле мечтаешь о том, чтобы создать такой музей?»
Мне пришлось извиниться. В свое оправдание я сказал: «Только что я тоже получил такое письмо. Думаю, их отправил Лазарь Кокышев».
Душа нараспашку
Все, кто знал Лазаря Кокышева, запомнили его беззаботным весельчаком. Не припомню ни одного случая, чтобы он на что-то жаловался. Своими проблемами, переживаниями никогда не отягощал окружающих. Свои душевные радости и горести он «излечивал» творчеством. Соответственно, эмоциональное состояние отображалось в его стихах, рассказах, романах и драматических произведениях.
В 1964 году Лазарь Кокышев перевез в Горно-Алтайск свою маму. Тогда по выходным на Колхозную улицу, так называемый Кривой тупик, мы постоянно наведывались к ней в гости, чтобы попить чайку. Она была гостиприимной, хлебосольной хозяйкой и, как заведено у алтайцев, никогда никого не отпускала не накормив. Арина Саналовна была очень боевой, живой и общительной женщиной. Любила пошутить, посмеяться.
В этом ее сын был похож на нее.
Кокышев очень хорошо относился к молодым поэтам. Они могли прийти к нему домой в любое время. Лазарь привечал всех, угощал, давал деньги, одежду. Одни просто приходили, чтобы провести время в приятной компании. Другие останавливались у него, когда приезжали из деревни. Частыми его гостями были Шатра Шатинов, Александр Ередеев, Куугей Телесов и другие.
У меня сохранился рисунок Лазаря Кокышева, где изображены писатели. Собрав деньги, они отправили меня, как самого молодого, в магазин. В дверном проеме видна моя голова с характерным узнаваемым носом, детская варежка и лисья шапка. Я спрашиваю: «А колбасы-то купить?» То есть моя персона ассоциировалась у него с вечно голодным одиноким мужчиной, поскольку моя жена училась в Барнауле, а я жил где придется, питался чем попало и постоянно думал, как добыть себе еду).
Чем мог, Лазарь помогал многим и делал это без позерства, как само собой разумеющееся.
Часто он выручал и нас с супругой. Когда мы только поженились, у нас не было своего угла мы испытывали материальные затруднения.
Помню, когда Лазарь написал роман «Арина» его подстрочный перевод сделал секретарь обкома комсомола Валерий Иванович Чаптынов, а за редакторскую правку взялся главный редактор новосибирского книжного издательства Абрам Ушерович Китайник. Но ему нужен был не рукописный вариант, а машинописный. Моя супруга Вера Ивановна только училась печатать на машинке. Она напечатала подстрочный перевод. Лазарь, зная наше бедственное положение, неплохо оплатил ей работу.
Помню и другой случай. Свою новую, расширенную стихотворную драму Кокышев назвал «Боромтык Аркыт» («Сероватый Аргут»), я рекомендовал ему изменить название на «Тумантык Аркыт» («Туманный Аргут»). Когда я был редактором Издательства, Лазарь принес мне готовое произведение «Туба». Мне не понравилась одна фраза главного героя Тубы: «Сыралаптын» ичинде сыгылышкан орустар» («В пивнушке скопившиеся русские»). Чтобы избежать придирок со стороны обкомовских цензоров, я ему предложил слово «русские» заменить на «монустар» («бесы, пьяный люд»). То есть Лазарь не кичился своим талантом, прислушивался к мнению своих друзей и коллег.
В эпоху «черных полковников»
Лазарь был очень коммуникабелен, легко находил общий язык не только с местной интеллигенцией, коллегами-писателями, но и со своими читателями, простыми людьми. У него был достаточно большой круг друзей и поклонников разных социальных сословий и национальностей.
Как-то раз я застал его, когда он подписывал свою книгу, предназначавшуюся для одного русского офицера. Не помню дословно, примерно это звучало так: «Благодарю тебя за то, что в эпоху «черных полковников» и футбола ты любишь еще и поэзию».
Интриги завистников
Кокышев был скромным по натуре человеком. Он не требовал для себя никаких почестей и привелегий. Пользовался большим авторитетом и уважением среди простых людей. Как-то его избрали депутатом краевого Совета депутатов. Но, как и у всех гениальных людей, у него были бездарные завистники. Они плели вокруг поэта интриги, находились и такие, кто стучал на него первому секретарю обкома партии Николаю Семеновичу Лазебному: якобы Кокышев проповедует в своих стихах националистические идеи. Хотя в творчестве воспевались патриотизм, любовь к культуре, обычаям своего народа, природе родного края. Болезненно относился Лазарь к тому, что алтайский язык подрастающее поколение забывало, в том числе и по причине того, что в школах родной язык не преподавался должным образом. Кстати, данный вопрос актуален и поныне.
К сожалению, и в наши дни есть людишки, которые, топя товарища, строят на стукачестве свою карьеру.
Тяжелая утрата
Еще Лазарь Кокышев запомнился мне как заботливый отец. Очень любил своих двух дочерей. Он тяжело переживал гибель безвременно ушедшей маленькой дочурки Марины. Это было для него тяжелой утратой, с которой он не мог смириться. Незаживающая душевная рана долго мучила писателя. Посмертно он посвятил Марине множество стихов.
«Образ стога немножко кривой»
В советские годы широко практиковалась выездная работа в колхозах. Однажды всем коллективом нашего издательства мы поехали на сеноуборку в Каспу Шебалинского района. Меня, как самого молодого и проворного, подняли наверх вершить стог. Снизу мне подавали сено, а я старательно правил верхушку. Команды снизу подавали мне местные каспинские ребята, кто-то из них по алтайски поинтересовался: «Лазарь Васильевич, на ваш взгляд, правильно ли вершится стог?» Он ответил тоже по-алтайски: «Образ стога немножко кривой». Все дружно рассмеялись, так как прекрасно помнили уроки литературы… С тех пор слова Лазаря Кокышева «Обоонын образы эмеш дянтык» стали в Каспе крылатой фразой.
