Лазарь КОКЫШЕВ
Жизнь
Дева-жизнь, диво-жизнь, чьи упрямы законы,
Не устану тобой любоваться, любя!
Мы давно уж, казалось бы, близко знакомы –
А назавтра я вновь не узнаю тебя!
Ты летишь сквозь меня и проносишься мимо,
Ты – во мне и вокруг, ты – и вечность, и час,
Ты – листва на березе, косынка любимой,
Мудрость предков, дошедшая в песнях до нас.
Злая, добрая, древняя и молодая,
Ты – громов громыханье и трепет ручья.
Пью и пью тебя, жадно к тебе припадая,
Но полна – все по-прежнему! – чаша твоя.
Ты ласкаешь меня, то грустить мне прикажешь,
То, расщедрясь, подаришь мне чудо любви,
То преградой – рекой на пути моем ляжешь
И грозишься: «Попробуй-ка, переплыви!»
Вот и вздорю с тобой, как с квартирной хозяйкой,
Хлопну дверью, запрусь от тебя в тишине…
Но застенчивой девушкой — скромной алтайкой
Ты с утра улыбнешься на улице мне.
Если я чересчур бесшабашен и шумен –
Ты, суровая, пальцем грозишь мне: «Смотри!»
Если стану я слишком уж благоразумен –
Дерзким ветром врываешься в двери мои!
Вот и кончился день. Стихла чаща лесная.
Ночь надвинулась, сумрак в ущельях клубя.
Закрываю глаза, засыпаю – и знаю,
Что назавтра я вновь не узнаю тебя!
Перевод И. Фонякова.
Охотник в тайге
С двустволкой в жилистых руках
И в шубе наизнанку,
В тяжелых теплых сапогах
Он вышел спозаранку…
Шумит тайга.
Трещат кусты.
Овраги смотрят грозно.
А белки, распушив хвосты,
Бегут, оставя гнезда.
Хотя глаза у старика
Немного потускнели,
Он бьет всегда
Наверняка,
Без промаха
По цели.
Он рысь сквозь сучья различит,
Он не упустит волка.
На весь Алтай звучит
Тульская двустволка.
Медведь упал на алый снег…
Шумишь напрасно, ветер!
Не ты, не зверь,
А человек
Хозяин дебрей этих!
Шумят дремучие леса,
Шумят, зверье скликают.
И в чаще беличьи глаза
Обиженно мигают.
Тайга была еще вчера
Дика, глуха, страшна…
Под теплым кедром треск костра.
Погрейся, старина!
Ты здесь сегодня не один
Ночуешь при огне…
Доносит ветер шум машин
И песню
О весне.
Перевод В. Фирсова.
Две дороги
Скалистый берег –
До чего он дик!
Он не живет минуты тишиною:
Ревет Катунь, как разъяренный бык,
И берег бьет рогатою волною.
Обрыв скалистый
Воет и дрожит.
А наверху по каменным отрогам
Наш Чуйский тракт,
Петляя, вдаль бежит
Над старою алтайскою дорогой.
О старая дорога!
Сколько бед,
Смертей
Ты видела.
У сломанного кедра
Здесь был забит нагайками мой дед –
И над могилой голосили ветры.
По этому пути из дальних мест
Купцы возили огненную воду,
Чтобы народ мой нес покорно крест
И во хмелю
Не ведал про свободу.
Но мой народ,
Он выжил в трудный час,
Он сбросил тяжкий груз
Глухих столетий…
Лишь птицы перелетные сейчас
Напоминают посвист
Ханской плети.
Ты, старая дорога,
Не смогла
Пробиться дальше:
Не хватило силы,
Когда уркош, отвесная скала,
У пропасти тебя остановила
И замерла…
А над тобою даль,
Сквозь горы, над ущельями –
Вот так-то! –
Советская проходит магистраль,
Которая зовется
Чуйским трактом.
Стремительно взлетает
Чуйский тракт
К вершинам, что сравнялись с небом.
Здесь день и ночь
Стучат машины в такт,
Нагруженные мясом, шерстью, хлебом.
Щебенка под машинами хрустит…
И Чуйский тракт уходит ввысь бесстрашно.
Под ним дорога старая грустит,
Припоминая свой позор вчерашний.
Перевод В. Фирсова.
Первой травке, которая выросла у моего крыльца
Я знал, что ты взойдешь над грязью черной,
Пробьешься и порадуешь сердца,
Как символ жизни, нежной и упорной,
Мой гость желанный, травка у крыльца.
Была зима жестока и сурова,
Кипела вьюга, в белый рог трубя…
Но верил я, и ты пришла, и снова
Я, человек, приветствую тебя!
Гляжу на стебельки твои живые,
Как на цветы прекрасные глядим.
Ты – молода. Но думаю впервые:
А вправе ль я считаться молодым?
Да, милая! Видать, необратимо
В живой душе моей, в моей судьбе
Сместилось что-то, если в эту зиму,
Как никогда, грустил я о тебе.
И просятся из сердца, грешным делом,
Совсем сентиментальные слова
О том, что как-никак на свете белом
Я тридцать лет топчу тебя, трава,
О том, что я – не тот уже, не прежний,
Что я подружек ветреных забыл,
Но этот мир и жизни трепет вешний
Люблю, как, может, раньше не любил…
Тебя повсюду скоро станет много,
Вновь по тебе пройдут мои пути,
И ты великодушно, ради бога,
Меня, трава, заранее прости.
Но этот первый островок зеленый –
Как праздник мне! Мгновенье торопя,
Расти, родная! Сильный, умиленный,
Я, человек, приветствую тебя!
Перевод И. Фонякова.
Детям Алтая
Вас отчий дом не держит на пороге —
в желанные идите города,
но не забудьте горные отроги,
и свой аил, и мирные стада.
Запомните восход над головою!
Как пахнет утро буланат-травою!
И мощный водопад гремит с вершин,
бросая клочья пенные и искры…
И жеребенок на лугу альпийском
пугливо ржет, оставшийся один.
Неровен час, болезни вас согнут,
беда заглянет в окна – не смущайтесь!
К алтайским кедрам, дети, возвращайтесь –
они вам силу прежнюю вернут.
Когда же после тысячи кручин
вас слава осенит на белом свете,
вы и тогда не забывайте, дети,
как в юртах можжевельник наш, арчин,
горит – и дым струится по углам…
И где б каким вас ни встречали пиром,
не брезгуйте алтайским кислым сыром,
сушеным сыром – он был пищей вам.
Приручите вы сорок языков,
и тьму наречий примут ваши души.
Но простоту пусть даст язык отцов,
открывший свет вам, наш язык, пастуший.
Перевод М. Шлаина.
***
Голубые просторы,
Горизонт голубой…
Горы, здравствуйте, горы!
Здравствуй,
Край дорогой!
Ты, как друг, улыбнулся.
Я из дальних дорог
Возвратился,
Вернулся.
Не вернуться не мог.
Я знакомые лица
Вижу в каждом окне,
Я хочу поклониться
Старикам и родне.
Только радостью снова
Мне туманит глаза,
Ни полслова,
Ни слова
Не умею сказать.
Здесь когда-то сражался
Деревянным мечом,
И мирился, и дрался –
Было все нипочем.
Вечно сбиты колени.
И, зовя меня вдаль,
Здесь кричали олени
По утрам…
Не тогда ль
Мне, мальчишке, вручили
Комсомольский билет,
Словно вдруг подарили
Все дороги,
Весь свет.
…Дети носятся с шумом.
А у новых ворот
Древний старец с топшууром
О героях поет.
Не могу наглядеться
На простор голубой.
Здравствуй,
Милое детство,
Здравствуй,
Край дорогой!
Ты, как друг, улыбнулся.
Я из дальних дорог
Возвратился,
Вернулся.-
Не вернуться не мог!
Перевод Ю. Полухина.
