— Все-таки странный народ у нас, — размышляет Иван Федорович Пашков, — все жалуются, мол, плохо живем. Магазины товарами завалены, почти все на автомобилях разъезжают, сыты, обуты… А вот мы плохо жили! Голодные, разутые, работали как проклятые с малого возраста, а потом еще война страшная пришла. Сейчас только жить и радоваться!
В ноябре Ивану Федоровичу исполнится 90 лет, тот возраст, когда все суетное, мелкое уходит, остается мудрость. Видимо, это то время, когда человек стоит перед вечностью.
Все четыре года — на передовой: в грязи, во вшах, в крови… «С 41-го, как попал на Северо-Западный фронт, из окопов не вылазил, вот этими самыми ножками протопал до Праги, — смотрит на ноги с некоторым удивлением. – Теперь вот отказываются ходить, устали, видимо. Нерв защемил. Когда сижу — нормально, а только встану — сразу боль появляется, тихонько ползаю по квартире, никуда не выхожу. Раньше по Маймушке уже пробежался бы, чебачков половил, а теперь все, кончилась рыбалка».
В небольшой квартирке Ивана Федоровича чисто, уютно, книжный шкаф советского образца забит книгами. Причем хорошая литература, много русских классиков, писателей-фронтовиков, за стеклом фотографии Ивана Федоровича с внуками и правнуками.
— Вижу, у тебя хорошие книги про войну. Кто из фронтовиков больше нравится: Астафьев, Васильев, Бондарев?
— Да это же книги, вымысел, художественные произведения! Какая там может быть правда? Я давно не читаю ничего, зрение подводит, а фильмы про войну вообще не могу смотреть. Вот где вранье и просто чушь какая-то!
Что касается этой темы, Иван Федорович судит резко и безапелляционно. У него своя правда — окопная, страшная. И его война по степени жестокости ни в какие разумные пределы не входит. По большому счету, он счастливчик. Убить его должны были не менее десятка раз. Все четыре года на передовой, на пузе от Старой Руссы до Курска, потом до Буга, потом Карпаты — и в Чехословакию.
— Мало того что до Европы топали, — смеется Иван Федорович, – наш полк после Победы своим ходом, то есть пешедралом, отправили в место дислокации — на Западную Украину. Это в кинохронике демобилизованные ехали в эшелонах под гром оркестров. А мы, как положено, построились в боевой порядок и пошли домой. Правда, идти уже было намного легче, война-то кончилась!
И как-то тихо, застенчиво Иван Федорович признался, что до сих пор ему снятся сны о войне, страшные сны, где он попадает в окружение. А что такое окружение для солдата? Плен, смерть или ничтожный шанс вырваться к своим. Сам Пашков несколько раз попадал в окружение, последний раз в районе Днестра — буквально выбежал из вражеских клещей с молоденькой сестричкой из медсанбата. «Даже не успел спросить ее имя», — смеется Иван Федорович.
Уже в Карпатах видел последствия окружения. Полнокровная, незнакомая Ивану Федоровичу, кавалерийская дивизия ушла в прорыв. На всем ходу ворвались конники в город, лежавший в узкой горной долине. И там их взяли в кольцо. Трое суток до позиций полка доносилась ожесточенная стрельба, потом все стихло. Рядом с городком был лес, и туда попавшие в котел кавалеристы сносили своих раненых товарищей. Сотни лежали там, в сосняке с поредевшими, срезанными осколками ветвями. Всех добили немцы, методично и основательно, как они это умели. Бойцов, санитарок, врачей, ездовых… Всех!
— Иван Федорович, в современных фильмах показывают штрафников и заградотряды. Были же они, видел?
— Штрафников не видел, как-то не довелось за все четыре года. Но с нашего полка отправляли туда, и не одного бойца. Нам же на Западной Украине пришло новое пополнение, так вот ушлые хлопцы они были. Один на мародерстве попался, а другой, ординарец командира роты, попытался молодую полячку изнасиловать. С такими разговор короткий: трибунал и штрафная рота.
А вот заградотряд был один раз. Поставили их за нами во время контрнаступления немцев. Фашисты так ударили тогда, что драпанули мы, не выдержали. А этот заградотряд еще раньше нас убежал, больше я его и не видел. Запомнились эти бойцы, какие-то холеные, мордастые. Впрочем, как и все молодцы из тыловых частей. Выведут нас на переформирование или на отдых с передовой, стыдно смотреть — тощие, вшивые, грязные. А те, кто поближе к тылу, чистенькие, подворотнички беленькие, сами сытые.
«Приказ №066 по 318-му стрелковому полку 241-й стрелковой дивизии от 12 декабря 1943 года. От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР награждаю медалью «За отвагу» командира минометного расчета 2-го стрелкового батальона сержанта Пашкова Ивана Федоровича за то, что он, участвуя во всех наступательных операциях полка, показал себя смелым, храбрым и решительным. В бою в районе дер. Ромашки метким минометным огнем им уничтожено до 10 гитлеровцев. Командир 318-го стрелкового полка подполковник Сикорский».
— Не помню я эти Ромашки, — прочитав текст наградного приказа, говорит Иван Федорович. — Да милый мой человек, знаешь, сколько этих Ромашек было?! За каждый метр своей земли дрались ожесточенно. Отдавать было легко, отвоевывать потом трудно.
— А вот, Иван Федорович, наградной лист на орден Славы III степени: «Прикрывая переправу через Буг, расчет под командованием тов. Пашкова минометным огнем уничтожил пулеметную точку противника, чем обеспечил успешную переправу наших войск».
— Это я помню. Пулеметчик укрылся в каких-то развалинах, хорошую позицию выбрал, гад. Наши перед ним как на ладони, а он метко бил. Не давал головы поднять. Но я его по вспышкам засек, потом взял в вилку и беглым огнем накрыл. Я тебе не скажу, убили мы его или нет, только больше этот пулемет ни разу не выстрелил.
Вообще, если бы за все подавленные пулеметные гнезда и убитых немцев давали ордена, я, наверное, сейчас сверкал бы, как новогодняя елка. Увешан наградами до пупа был бы. Не ради этого мы воевали, хотя, не скрою, приятно, когда тебя отмечают орденом. Но главное было победить врага, любой ценой!
Наша семья сполна заплатила за Победу. Отец мой, Федор Васильевич, погиб в 1944 году, брат Алексей после тяжелого ранения был комиссован, но прожил совсем немного. Когда вернулся домой, встретили меня мама и две сестренки. Младшая Галя родилась в 1938-м и меня совсем не помнила, долго еще «дядей» звала, дичилась.
Горком партии отправил меня на работу в милицию. Я же был коммунистом, вступил в партию в 1943 году, поэтому ослушаться не имел права. Потом женился, дети пошли, так и жизнь пролетела. Разве мог вообразить в самых смелых мечтах в промерзших окопах на северо-западе в 1941-м, что буду готовиться встречать 68-ю годовщину Победы? Часто думаю: что же все-таки хранило меня? Для чего я был нужен на земле? Видимо, есть какая-то высшая сила или Бог, кто определяет нам срок жизни. Тем не менее я благодарен за это. Все же счастье, ребята, видеть радостные лица своих правнуков, ради этого и стоило ползти на пузе четыре долгих года к Победе.
Сергей Адлыков.
