«Без прошлого нет настоящего, Без настоящего нет будущего».
Свою бабушку Ефросинью Илларионовну Сергееву я помню с очень раннего возраста. Например, как бабушка отливала меня от испуга, сидя на крыльце (причем мне казалось тогда, что крыльцо было высоким-превысоким), только родители в один голос заявляли, что этого я помнить не могу, так как мне тогда было меньше двух лет.
А я помню! Дом стоял по-другому, вход в него был с другой стороны, и прекрасно помню ласковые глаза и теплые руки своей бабушки.
Когда я родилась, мы жили с родителями моего папы одной большой и дружной семьей – 13 человек в маленьком однокомнатном домике. У бабушки с дедушкой было шестеро детей, старшие сыновья привели жен, родили детей, так и стало нас много.
Конечно, места было мало, спали как придется. Моя любимая тетушка рассказывала, что иногда по ночам на них капало из люльки, в которой спала я или моя сродная сестренка (в люльке мы с ней тоже спали по очереди). Поэтому тетушка любила спать под столом, где на неё никто не мог случайно наступить и ничего не капало.
Я жила среди своих дядюшек и тетушек, младшие из которых были всего на три — пять лет старше меня. Все называли бабушку и дедушку мамой и тятей, и я тоже, а своих родителей звала по именам, как все в нашей семье.
Конечно, когда мы стали жить отдельно, все встало на свои места, и мама с папой стали мамой и папой, но вот бабушку и дедушку я всегда звала мамой и тятей. Чувствовала, что они ко мне относятся, как к своему седьмому ребенку.
Бабушка в нашей семье была источником тепла и ласки: погладит по голове — и на душе сразу станет тепло и спокойно. Могла заговорить любую боль, облегчить ее. Как тепло и уютно было засыпать под тихую песню у неё на руках!
Бабушкины глаза всегда лучились добротой. Я никогда не видела её в праздном проведении времени, она постоянно что-то делала: её натруженные руки то пряли, то вязали, то стирали. Когда в редкие минуты она садилась отдыхать, то неосознанно раскачивалась, как будто усыпляла ребенка. Это неудивительно, ведь бабушка была из очень бедной семьи и уже с четырех лет её отдали в няньки. На всю жизнь и выработалась у нее привычка качать детей на руках, и даже когда их не было, она непроизвольно раскачивалась.
Просыпаясь по ночам, можно было слышать, как бабушка молится за всех нас, и видеть, как она бьет земные поклоны, и так каждую ночь. Может быть, благодаря этим молитвам мы шли по жизни относительно легко, словно нас кто-то опекал, предостерегал от дурных и подлых поступков.
Мне порой бывает так стыдно, что тогда, в годы моей молодости, бабушку мы не поддерживали в ее стремлении к вере и очень часто недопонимали, иногда обижали. Но я всегда старалась ей помочь, порой вызывая своими поступками усмешки. Ну как, например, можно было без улыбки отнестись к тому, что я приходила поменять пять рублей на пять рублей. Поменять потому, что бабушке нужны были заработанные деньги, а я могла дать лишь из стипендии, которые, по ее словам, были получены даром. Вот и приходилось обменивать у тех, кто работал.
Милый мой, родной человек! Тебя давно уже нет с нами, и порой так не хватает твоего тепла, твоих колыбельных напевов, твоих теплых и добрых рук!
Ты прожила очень трудную жизнь — без детства, в трудах и заботах, но прожила не зря — ведь вы с тятей вырастили и воспитали прекрасных детей, честных, работящих, любящих.
Вот уже и мы стали бабушками, стараемся быть для своих внуков источником тепла и нежности.
Моя родная! Я вспоминаю тебя и мысленно целую твои руки! И памяти твоей посвящаю такие строки:
Завывает в трубе запоздалая зимняя вьюга,
Плачет воском в лампаде огарок последней свечи!
И молитву Заступнице шепчут озябшие губы,
И в поклонах земных бьется мама в тревожной ночи!
За меня, за тебя, за любимых, родных, непокорных
Мама просит прощенья и милости просит для нас.
Этот шепот в ночи и такие бессонные бденья,
Ты поверь, выручали, спасали нас в жизни не раз!
Как хочу я порой, словно в детстве, прижаться губами!
И чтоб руки твои обнимали за плечи любя.
Снова плыть по волнам тихих песен твоих и сказаний
И, прижавшись к груди, засыпать на руках у тебя.
Только детство ушло — отгремело последней зарницей.
Беззаботная юность умчалась — ее нам уже не догнать.
Наше время пришло за детей и за внуков молиться
И ночами без сна на коленях пред Богом стоять.
За него, за нее, за любимых, родных, непокорных
Пусть помогут в судьбе и спасут от беды вновь и вновь
Этот шепот в ночи, наша вера и наша надежда
И великое чудо — материнская наша любовь!
Т.И. Гетерле
