Статус города село Улала получило в 1928 году, название Горно-Алтайск – в 1948-м, а статус столицы Республики Алтай – в 1992 году. Ее архитектурный облик меняется, постепенно сносятся бывшие купеческие лавки и дома зажиточных горожан, на их месте зачастую возводятся современные строения.
К сожалению, материалов о муниципализации частных домовладений в Горном Алтае осталось немного, а протокол заседания Горно-Алтайского уездного исполкома революционного комитета №45 от 3 апреля 1922 года, исходные данные которого указаны во многих документах, не сохранился в архивах. Именно на том заседании было практически узаконено отчуждение от частной собственности имущество зажиточных улалинских купцов и лавочников.
Интересен тот факт, что изначально, в 1926 году, областной архив был расположен во флигеле купца Артюгина, и еще целое десятилетие в документах отмечалась информация о местонахождении учреждений и контор Ойротии с указанием не почтового адреса, а фамилии бывшего домовладельца.
При исследовании на этот предмет архивных материалов фондов Горно-Алтайского облревкома и коммунального отдела облисполкома было обнаружено достаточно документов, «проливающих свет» на масштабы и ход муниципализации не только в Улале, но и в волостях, а с сентября 1924 года – в аймаках области.
В отчете областного отдела коммунального хозяйства заведующий Н. Васильев пишет: «Отдел организован 15 августа 1922 года, за месяц до переезда областных учреждений в пос. Улалу». Далее определяется его основная задача «по регулированию жилищного вопроса» и размещению прибывших на новое место структур областной исполнительной власти. «Чрезвычайный жилищный кризис, масса разрушенных и пришедших в ветхость домов заставили уплотнить население до 1 куб. саженя (9,7 м3 – Прим. автора) на человека. С другой стороны, материальная необеспеченность госслужащих и отсутствие муниципальных домов под квартиры способствовали проведению суровой регламентации жилищных отношений», – эта выдержка из того же отчета дает представление о сложившейся ситуации с жильем. По проекту чрезвычайной жилищной тройки все съемные квартиры были подразделены на категории: «углы с оплатой в 100 рублей за месяц; комната с русской печью – 300 рублей; комната без печи – 400 рублей; комната с кухней – 600 рублей». Таким образом, почти у каждого жителя Улалы появились квартиранты, что подтверждают списки, составленные на каждого домохозяина с указанием размеров дома и фамилий жильцов, а также учреждений, в которых они работают или служат. Списки представляют интерес и в том плане, что в них имеются названия улиц и количество домовладений на них. Приведем яркий пример «квартирного кризиса»: по улице Садовой, 254 проживал с семьей из шести человек Иван Иванович Чевалков, вместо размеров дома указано: «избушка». К нему была подселена машинистка облсуда Зинаида Михайловна Аникина с ребенком. По улице Заводской в доме из двух комнат проживала Прасковья Зырянова с ребенком, к ней вселили семью Чисарь Андрея Ивановича из девяти человек. После таких подселений в Улале наблюдались случаи возникновения конфликтов между хозяевами и новыми жильцами, которые временами приобретали массовый характер. По этому поводу Ойротский облревком вынес Обязательное постановление от 28 ноября 1922 года, которое гласило: «Категорически воспрещается домовладельцам чинить какие бы то ни было утеснения квартирантов с целью их выживания». В ноябре 1922 года после проведения Недели уюта красноармейца жилищный вопрос усугубился еще сильнее в результате более жесткой, порой репрессивной политики местных властей. В решении комиссии по улучшению быта красноармейцев безапелляционно значится: «Коммунотделу вменить в строгую обязанность обследовать все жилые помещения и, ни перед чем не останавливаясь, отвести для красноармейцев вполне удобное и оборудованное здание для общежития…».
О масштабах переброски областных учреждений в Улалу сказано в «Сведениях о количестве подвод, требующихся для перевозки имущества и продовольствия», в документе перечислено 17 организаций, для которых потребуется 2363 телеги. «Если в таратайках, то больше», – приписано на полях. Что касается сроков переезда, то они точно известны. В постановлении внеочередного заседания облревкома от 24 августа 1922 года сказано: «Считаясь с занятостью крестьянства с уборкой хлебов, все областные учреждения должны быть готовы к переезду 15 сентября».
Закончив размещение основной массы служащих областных учреждений, жилотдел приступил к учету муниципализированного фонда. На 1 января 1923 года в Улале муниципализированных домов числилось 17, общей стоимостью 60 тысяч золотом, и 36 торговых и складских помещений. В Онгудайской, Ыныргинской, Уймонской, Шебалинской, Песчанской, Паспаульской, Успенской, Чемальской волостях внесено в списки муниципализированных помещений 39 домов и 16 амбаров на сумму 20060 рублей. Далее началось массовое заключение временных договоров об арендном пользовании бывших купеческих домов и торговых помещений. Так, отделение Сибторга разместилось в каменной лавке Г.И. Хохолкова на Базарной площади, милиция – в здании бывшей земской управы, сборный пункт военкомата — в Ковчеге, штаб, общежитие ЧОН, Союз охотников – в домовладениях купца М.В. Тобокова, Госполит-управление (ГПУ), коммунотдел и тов. Гордиенко заняли помещения, принадлежавшие Алтайской духовной миссии, в том числе и монастырь по улице Успенской. Члены облисполкома Строев и Сары-Сеп Конзычаков поселились в доме купца Ф.К. Бескова по улице Социалистической. Обфинотдел – в доме И.А. Щетинина, Облпродком и тов. Сорокин – в каменном и деревянном домах М.И. Коршуновой. В бывшей волостной управе по улице Зеленой оборудовали типографию, дом В.И. Юрганова на Базарной площади занял обком, бывшую богодельню на площади Свободной – облревком. Дом Л.И. Артюгина по Ойротской улице отдали под аптеку. В отдельном списке – «спорные» дома Г.В. Манышева (ул. Советская), Ф.Ф. Минина (ул. Советская), И.Ф. Дадочкина (ул. Чемальская), И.Я. Побединского (ул. Чемальская), С.И. Недоимкина (ул. Ойротская), Бодуновой (ул. Успенская), магазин А.И. Хакина на Базарной площади, в которых разместились почта, облвоенкомат, профсоюз, нарсуд, радиостанция, нардом и товарищи Толмачев и Калиниченко. Почему эти дома были отнесены к «спорным»? Существует протокол (б/н) заседания комиссии «по определению домов в Улале, подлежащих национализации и не подлежащей таковой» в составе представителей отделов управлений, коммунального и юстиции, от 16 октября 1922 года, в котором подтверждается национализация трех домов Тобокова, четерых – Алтайской духовной миссии, Бескова, Артюгина, Коршуновой, Юрганова, Щетинина (напротив фамилии имеется приписка «за отсутствием хозяина, последний умер, а единственный наследник сбежал с белой армией»). Дома Минина (с припиской «бежавший контрреволюционер»), Дадочкина (с припиской «как контрреволюционер, находится в бегах»), Недоимкина (с припиской «как контрреволюционер, отбывающий наказание и не возвращающийся домой»), Хакина (бесхозяйственный) признаны не подлежащими национализации, но, «принимая во внимание трудное безвыходное положение впоследствии квартирного кризиса в Улале, эти дома временно занять под учреждения области. Предоставить владельцам для житья в тех же усадьбах соответствующие квартиры».
21 августа 1922 года прошло очередное заседание комиссии облревкома в составе заведующего коммунотделом Василия Федоровича Толмачева, а также Комкина, Беляева и Васильева для дополнительного распределения муниципализированных помещений под учреждения. Было решено в дом Щетинина определить коммунотдел и типографию, в дом Дадочкина – кустпром, в дом Побединского – нарсуд, в дом Коршуновой – продком и заготовки, в дом Ковалева – центральную библиотеку, в дома Иванова и Бескова – ГПУ, во дворе бывшего магазина Тобокова устроить гостиницу, в бывшем кожевенном заводе Ивановых – радиостанцию, в часовне облревкома – музей.
На 9 мая 1926 года в Ойротский облисполком были поданы сведения по коммунальному хозяйству Улалы, в которых указано: число жителей – 5351, общая жилая площадь – 14246 кв. м, плотность поселения в квартирах – 3,25; отдано под учреждения 95% муниципальной площади.
Что собой представляли муниципализированные дома купцов и заводчиков, каковы их размеры и количество? Эту информацию можно получить из архивных документов Фонда областного отдела коммунального хозяйства, в которых подшиты планы, чертежи и схемы, составленные в 1925 году. Полные сведения о ходе муниципализации в аймаках области находятся в деле №47 облкоммунхоза.
1 декабря 1924 года вышло в свет постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О муниципализированных строениях в сельских местностях», в котором говорится о незаконности изъятия домов после 22 мая 1922 года, кроме того, «для признания строения муниципализированным недостаточно лишь одного постановления об изъятии, оно сохраняет силу лишь в том случае, когда это фактически проведено в жизнь до 22 мая и выразилось в устранении владельца от пользования. Строения, фактически изъятые и позже возвращенные владельцу и находящиеся в момент опубликования постановления ВЦИК и СНК от 1 декабря 1924 года в пользовании владельца, не подлежат включению в список муниципализированных». Местное купечество сразу отреагировало на новшество в законодательстве, и в Президиум Ойротского облисполкома было направлено несколько просьб о возврате ранее муниципализированного жилья. Всем им было отказано. В архивах сохранились выписки из протоколов заседаний с постановлениями об отказе в ходатайстве Ф.Ф. Минину, А.И. Хакину, В.И. Юрганову, Г.В. Манышеву, Филатову, Степанову-Отрыганьеву. И одновременно вынесено постановление облисполкома от 12 сентября 1927 года: «Принимая во внимание бедное состояние гражданки Адыбаевой, передать ей бесплатно избу (бывшую Иванова) по Ойротской улице». Только одно исключение со стороны советской власти было сделано в отношении супруги купца Тобокова Анастасии Владимировны Тобоковой (позже — Кучинской). История ее переписки с Ойротским облисполкомом сохранилась в деле с инструкциями по исчислению смет для местного бюджета в фонде Горно-Алтайского областного отдела коммунального хозяйства. Первое письмо было написано 3 декабря 1922 года в виде заявления, в котором А.В. Тобокова сообщала о ее насильственном переселении из собственного дома в баню с предоставлением в пользование амбаром, о тяжелой болезни мужа (Кучинского – Прим. автора), и в связи с этим она просит разрешения поселиться в одной из комнат верхнего этажа собственного дома, а также вернуть амбар, которым не может пользоваться, т.к. он занят заведующим инвалидного объединения. К заявлению приложены копии разных документов, заверенных в Бийской нотариальной конторе. Один из них – подписка от 13 октября 1914 года, из которой следует: инородец села Улала Михаил Васильевич Тобоков при жизни отдает в полное распоряжение на праве собственности своей жене Анастасии Владимировне двухэтажный полукаменный дом, находящийся на Базарной площади рядом с домом местного жителя Ивана Карповича Захарова. Согласно документу, на верхнем этаже дома расположено шесть комнат, на нижнем – четыре и каменная кладовая. А также в ее собственность передаются амбар, каменный погреб, завозня с пригонами, конюшня, три лошади, три коровы, телега, кошева и седло, швейная машина и 300 рублей денег. В июле 1923 года Анастасия Кучинская (бывшая Тобокова – приписано в документе) написала письмо в отдел Управления облисполкома с просьбой дать ей справку относительно ее собственного дома, который занят конторой «Интеграла»: «Если он национализирован, то прошу сообщить и указать основание и выдать копии протоколов».
Ознакомившись с этими документами, уполномоченный РККИ Ойротской автономной области в августе 1923 года выдал А.В. Тобоковой справку о том, что дом Тобокова на Базарной площади не национализирован и является ее собственностью, а она имеет право на получение квартирной платы. Согласно расписки коммунотдела от 26 октября 1923 года, дом Тобоковой был освобожден. Вероятнее всего, Анастасия Владимировна, теперь Кучинская, вселилась в свой дом, по крайней мере, она еще год жила в Улале. Ее дальнейшая судьба слабо прослеживается, найдено заявление, датированное декабрем 1922 года, на имя начальника областного уголовного розыска с просьбой принять ее на работу, есть приказ о принятии А.В. Кучинской на должность переводчика «с исполнением обязанностей уборщицы» и приказ от 30 апреля 1923 года об увольнении со службы по сокращению штатов. В архивах сохранился документ от января 1921 года: «Платон Михайлович Кучинский, 42 года, завхоз Улалинского дошкольного детского дома». Точного подтверждения об их родстве, к сожалению, нет.
Таким образом, к 1924 году все купеческие дома, лавки, магазины, заводы в Горном Алтае были муниципализированы и распределены под советские учреждения, некоторые передали в арендное пользование чиновникам. Описаны случаи взимания арендной или квартирной платы с бывших домохозяев в случае, если они остались проживать в собственных амбарах и других надворных постройках. Все муниципализированное жилье было признано ранее бесхозным, что явилось законной причиной для его изъятия.
Начальник отдела информационного обеспечения Комитета по делам архивов РА Н.В. Машегова.
(Подготовлено при содействии Комитета по делам архивов РА).
