В квартире Николая Ефимовича Янышкина, участника Великой Отечественной войны, привыкли к гостям: журналисты, школьники, представители органов власти, общественники частенько забегают к ветерану – и рассказы о войне послушать, и о здоровье осведомиться, и с праздниками поздравить. Николай Ефимович – один из немногих сохранивших в 95 лет оптимизм, жизненные силы и здоровье.
Не стал исключением и мой визит: на столе чай с тортом, в запасе рассказы и воспоминания. Восстанавливали события давних лет вместе с дочерьми ветерана Марией Николаевной и Ольгой Николаевной. Николай Ефимович стал не очень хорошо слышать, да и с каждым годом ему все тяжелее и тяжелее вспоминать войну…
Родился Николай Ефимович в 1919 году в селе Соузар Усть-Канского аймака. В 1939-м его призвали в Красную армию. Служил в Уфе. Однажды ночью дивизию подняли по тревоге и отправили на северо-запад, где шли бои с финнами. Однако в тот раз повоевать Николаю Янышкину так и не довелось – пока добирались до линии фронта, война закончилась.
В 1941-м он должен был вернуться домой. Не успел – началась Великая Отечественная война. Как говорит сейчас ветеран, проходивший накануне страшных событий срочную службу, никаких предпосылок, намеков о том, что на нас нападут, не было. Солдаты и не подозревали, что такое вообще возможно.
В октябре 1941-го пехотинец Янышкин был переброшен под стены Москвы. Непрекращающиеся тяжелые бои, и так – до начала контрнаступления. В 1942 году Николай Ефимович получил первое ранение, это произошло под Смоленском. Подлечившись в госпитале, он вновь вернулся в ряды Красной армии. Солдаты с боями дошли до Донбасса, где Янышкин вновь был тяжело ранен. После шести месяцев лечения его комиссовали.
Рассказывать о боях, особенно о том, самом страшном, Николаю Ефимовичу трудно: поднимается давление, на глаза набегают слезы… Признается, что перед глазами как картинки мелькают: взрывы, кровь, гибель товарищей. Однако постепенно ветеран все же набирается сил:
— Ночью началась переправа с одного берега Волги на другой. Неожиданно над нами вспыхнули яркие прожектора – прилетела вражеская авиация. С самолетов на нас светили, а с берега – расстреливали. Мне повезло – наше плавсредство не зацепило, а рядом многие разбили. Бойцы, которые плавать не умели, кто за что держались: за доски, за лошадей – лишь бы доплыть да оружие сохранить. Тогда, в 1943-м, по всему фронту действовал приказ Сталина наступать. Мы и выполняли…
Высадились, заняли оборону. Окопы глубиной два метра. Перед тем как идти в бой, командиры и политруки провели подготовку, подняли боевой дух. В три часа дня началось наступление. Первыми огонь открыли наши артиллеристы. Минут 10 – 15 стрельба продолжалась, небольшой перерыв — и «катюши» «заговорили». Мы в немцев стреляем, они — в нас. Потом тяжелые танки пошли, снова с нашей стороны. После танков – самолеты. После бомбежки мы, пехотинцы, в бой пошли. Командиры выпустили четыре сигнальные ракеты разного цвета, мы из окопов выбрались и на врага с криком «Ура!» пошли.
Кричим, стреляем, бежим… Добрались до первой линии обороны немцев, никакого сопротивления не встретили. Так же вторую линию их обороны заняли. Там немного в нас постреляли, но это ерунда была. А на третьей немцы нас пропустили немножко вперед, а потом перекрестным огнем ударили. Сильный бой был. Там меня и ранили второй раз. В руку.
Не только я один был ранен, по всему полю санитары упавших собирали. Бойцы дальше ушли, а нас на машины, на подводы погрузили – и в санитарный пункт. Посмотрели там раны, обработали, забинтовали – и в полевой госпиталь увезли, где и прооперировали. А через несколько дней отправили в госпиталь в Кисловодск. Привезли, а там людей!.. Даже на улице раненые лежали. Там до конца и лечился – шесть месяцев.
Сейчас руку у Николая Ефимовича словно бы свело. Ольга Николаевна объясняет: достаточно давно отец рассказывал, что слышал разговор фронтовых врачей: будто во время боя оторвало ему какую-то жилку (или сухожилие, точно уже не помнит), ее совсем убрали и в полевых условиях вшили не то собачью, не то обезьянью. Сначала рука исправно служила, но к 60 годам постепенно начала сохнуть – может, оттого, что жизнь животных гораздо короче человеческой.
— Видимо, эта жилка состарилась, перестала работать. Врачи ничего не смогли сделать, но подтвердили, что в свое время донором стало животное. Вот так рука и согнулась. Отец все равно старается что-то ею делать, хоть ложку держать. Я восхищаюсь той медициной! — говорит Ольга Николаевна.
После госпиталя Николая Ефимовича комиссовали и отправили домой. Сказали, больше не годен к военной службе. Он вернулся в родную деревню, пошел работать в колхоз. Женился на Анне Игнатьевне Балиной, дочери председателя Яконурского сельсовета. Вскоре тестя репрессировали, и домой он больше не вернулся. Сначала родные думали, что его увезли на Дальний Восток, но, как выяснилось позднее, расстреляли в городе, в районе Гардинки. Там же в общей могиле и похоронили. Ни за что ни про что человек сгинул – время было такое.
У супругов Янышкиных родилось пять девочек. Дочери с большой теплотой отзываются о рано ушедшей из жизни маме, с улыбкой вспоминают, что она воспитывала их строже, чем отец.
— Мама нас ругала. Отец – очень редко, а уж руку и вовсе никогда не поднимал. Бывало, нашкодим в школе и папе на ухо шепчем. Он всегда нас понимал, в школу ходил на собрания. Иной раз и покрывал наши шалости.
Несмотря на тяжелое время, всем своим детям Янышкины дали высшее образование: два врача, провизор, два учителя.
— Отец и мама всегда говорили нам: учитесь! Не только нам «путевку в жизнь» дали. Папа помог и внуков выучить. Их семеро. И также все с высшим образованием, — рассказывают дочери.
После войны почти 20 лет Николай Янышкин работал в финансовом отделе Усть-Канского района налоговым агентом.
— Я помню, – говорит дочь, — у него была большая полевая сумка, куда он налоги собирал. Полностью, доверху бывала набита деньгами. Хоть бы рубль когда взял! Принесет домой, мы ему помогаем: рубли — к рублям, трешки — к трешкам раскладываем. Пересчитает так все и идет сдавать. Всегда отец был и остается честным человеком. Это качество он и нам передал. Его очень ценили на службе. Вот недавно один мужчина мне рассказал:
— Отец твой приехал как-то раз в одну семью налог собирать, а они говорят: ну у нас даже курицы нету, вообще ничего нет! Люди же в то время очень плохо жили, бедно. Он постоял и сказал: «Ну ладно, что с вас возьмешь!» Они ему до сих пор благодарны – дай ему Бог здоровья! Он людей понимал.
О том, что Николай Ефимович действительно умеет сострадать и понимать, говорит и такой случай, еще фронтовой. Однажды он, будучи командиром отделения, обходил посты. И увидел, что один солдат спит. Растормошил его, отругал, но никому не сказал — тогда за такое дело сразу расстреливали. Через некоторое время снова застал того солдата на посту спящим. Время военное, пришлось доложить вышестоящему начальству. Как и ожидалось, приказали сразу расстрелять. Кое-как Янышкин добился, чтобы солдату отменили приговор, лично за него поручился, видел, что не от халатности так получилось, а от большой усталости, измотанности. Потом в госпитале снова с этим солдатиком встретился. Тот его как увидел, аж на колени встал – благодарил, что поверили ему, не наказали.
В 80-х, уже после смерти супруги, Николай Ефимович перебрался в город – дочери перевезли. Одного его они совсем не оставляют – дежурят по очереди, ночуют. Хоть Николай Ефимович и бодрится, и по городу самостоятельно еще вовсю передвигается, и дожить собирается до ста лет (сам себе такую установку дал), а все же без присмотра он не бывает: нужно давление смерить, таблетку дать, проследить, чтобы фильмы военные не смотрел.
— Хочется ему про войну посмотреть, а как включает, так плохо становится. Сам признается, что нынешние события все понимает, но быстро забывает, а вот что тогда было, на фронте, с каждым днем в памяти все ярче и ярче.
Еще Николай Ефимович с возрастом не может видеть людей, обнаженных по пояс. Дочери не поняли, в чем дело, почему он стал просить зятьев после бани сразу рубашки надевать. Оказалось, на войне убитых раздевали, так с голым торсом в братские могилы и закапывали…
Дочери с гордостью говорят, что их отец до сих пор сохранил тягу к новшествам, оптимизм и желание жить.
— Его всегда отличала активность. Мы ни разу не слышали, чтобы он на что-то жаловался – все всегда хорошо! И очень его привлекает новизна. Со временем человек теряет интерес к жизни, а отец всем новым интересуется. Вот как-то летом был у нас семейный праздник, собрались за столом. Молодые сделали роллы да еще и палочки деревянные нам предложили. Мы – кто как может, не умеем же! А папа взял палочки, приспособился – и с большим удовольствием стал ими есть. Интерес к жизни у него не пропал. Этим, наверное, и живет. В Рождество нынче на гору вместе с молодыми поднимался. Далеко идти, но внуки его посадили в «бублик» и повезли. В одном его трехлетний правнук ехал, в другом – наш папа! А до этого сам прошел, сколько смог.
Вообще Янышкины часто собираются всей семьей за одним столом. Самый святой для них праздник – 9 Мая. Николай Ефимович каждый год ходит на торжественный митинг. Не собирается пропускать и юбилейный парад. Вот только одна беда: очень ему хочется услышать, что будут говорить возле Вечного огня, но со слухом стало плохо. В январе он встал на очередь в Фонд социального страхования, чтобы получить слуховой аппарат, сказали, нужно ждать шесть месяцев. Знал бы, что так долго, раньше бы обратился.
За добросовестный труд Николая Ефимовича неоднократно награждали грамотами и благодарственными письмами. За мужество и храбрость, проявленные в годы Великой Отечественной войны, Н.Е. Янышкин награжден орденом Отечественной войны II степени, медалями «За оборону Москвы», «За победу над Германией». В годовщину 65-летия Победы на торжественной линейке учащихся школы №1 в Горно-Алтайске ему вручили медаль «За ратную доблесть». Здоровья вам, Николай Ефимович, сил! И спасибо от всех нас – спасибо за Победу!
Наталья АНТЮФЬЕВА
