Продолжение. Начало Часть 1, часть 2, часть 3, часть 4
Шилова Ольга Георгиевна, 1948 года рождения. Село Тихонькая.
Моя мама, Ульяна Кондратьевна, была с 1927 года. В войну она пасла и доила коров. Её постоянно срывали с места – то сюда, то туда. Была она и на лесозаготовках в Кебезене. Составляли очередь, посылали тех, у кого детей, хозяйство было на кого оставить. Им и после войны жилось несладко. Я у мамы одна была и жила всегда с бабушкой Мариной, только в шесть лет её увидела и узнала, что это моя мама. До этого её нянькой звала.
Мой дедушка Кондратий Филиппович Черепанов прожил всего пятьдесят лет. Он был на фронте полтора года. Его изранило осколками мины – долго по госпиталям лечился, а потом отпустили домой. Моя прабабушка много трав знала. Она его и подлечила. Выздоровел он. Даже сено метал. Но старые раны дали знать: заболел, два года пролежал и умер.
Мою прабабушку звали Лукерья Петровна Огнёва. Трое её сыновей ушли на фронт и пропали без вести. Фёдор погиб под Сталинградом. Оттуда он написал последнее письмо: «Пули свистят, как дождь, мимо не пройдёшь».
Тюленева Мария Ивановна, 1919 года рождения. Село Усть-Кокса.
Клонит меня к земле… Да и как не клонить, столько пережито и переработано. В войну мы на лошадях в Бийск ездили. Там база колхоза была. Оттуда керосин привозили. Дён восемь до туда ехали. С собой брали сушёную картошку. На фронт её сушили, лошадям сено и овёс с собой брали. Однажды сена у нас не хватило. Проехали Усть-Кан, а там старик со старухой на стоянке жили. Заехали, он дал по клочку: «Ой, доченьки, не могу вам сена много дать, а то мне-то не хватит». Старухе сказал, чтобы она налила нам чаю с талканом. Мы выпили по кружке, согрелись.
В Майму зерно возили. Друг дружке помогали. На плечо мешок положишь, чтобы полегче нести, и несёшь. Все женщины работали.
Ребятишек в садик водили, все они в садике были. Их кормили там получше.
У меня всегда корова была. Молоко сдавали, налоги платили. Когда мужа ранили, с меня не стали молоко брать.
Деньги не получали, облигации только. Куча облигаций была.
Микрюкова Валентина Лукинична, 1931 года рождения. Село Верх-Уймон.
В нашей семье было десять детей. Пятеро братьев ушли на фронт.
Степан Лукич Казанцев, 1912 года рождения, погиб. Остались четверо детей, пятый родился, когда он был на фронте. Аркадий Лукич Казанцев, 1918 года рождения, Геннадий Лукич Казанцев, 1924 года рождения, тоже погибли. Павел Лукич Казанцев пришёл после ранения домой. Иван Лукич Казанцев, 1927 года рождения, тоже войны хватил – воевал с японцами.
В войну мы сами себя кормили. У нас бабушка была, Пелагея Петровна, она горшки лепила и сама их обжигала. Мы кислицу в горшках в печку ставили к загнетке. Напреет, нальём туда молока и хлебаем. Корни копали, зелень всякую ели.
Мама наша покладистая была, ямщиком работала. Почту возила от Абая до Тюгура, а мы с сестрой Машей до Коксы её доставляли. Так работали, пока бандиты не стали нападать. Алтаец Шингатов банду организовал, два раза они на почту нападали. А Иван приучил коней, крикнет: «Грабят!» – лошади так и полетят, только за вожжи держись.
Солонкина Мария Ивановна, 1939 года рождения. Село Верх-Уймон.
Родилась я перед самой войной. Мама моя, Варвара Ивановна Апёнышева, день и ночь трудилась. Работала она свинаркой. Жили мы в Нижнем Уймоне.
Я росла с бабушкой Полуферьей Петровной. Мне было три года, а я не ходила. Братья Емельян и Леонид со мной водились.
Бабушка Полуферья всякие травы знала, вылечила меня. Ноги мои и заходили, они меня и сейчас не беспокоят.
Есть нечего было, дрова людям напилишь, они тебя и накормят.
Я всего три класса окончила.
Кузнецова Любовь Семеновна, 1942 года рождения. Село Верх-Уймон.
Голод в войну и после войны страшенный был. Одни мысли – о еде. Мама с голоду опухла, умирала, жена деда Ефима Чернова была маме дальней родственницей. Она маму к себе взяла и выходила её. Сестра Надя, 1941 года рождения, умерла от кори, старший брат Петя, с 1935 года, тоже. Мамина сестра с девочкой к нам приехали, она тоже умерла. За одну неделю три покойника.
Золотухин Юрий Николаевич, 1936 года рождения. Село Верх-Уймон.
С пятнадцати лет я работал. В Зайчиху пешком ходили сено убирать. На всех дали одну лошадь – и ту без седла. С малолетства мы ходили босиком. Алтайка Бадакина нам обутки шила.
Налоги были большие, их отменили, когда умер Сталин. Помню, тридцатки красные были. Соль, спички привозили на лошадях. Всё привозное было.
Свешникова Васса Евстафьевна, 1934 года рождения. Село Гагарка.
Отец наш, Евстафий Антропович, был с 1910 года. С войны он пришёл весь израненный. Мама Капитолина Фадеевна работала в войну день и ночь. Нам давали по 500 граммов муки на семью. Всю ночь за мукой приходилось в очереди стоять.
Одно время мама сшила сапоги в промартели. Там давали варёную картошку и похлёбку. Мы бегали к ней с котелочком, и нам наливали. Люди шибко помирали, слабые, голодные были.
В школу я ходила четыре года, босиком бегу-бегу, ноги погрею – да и в школу.
Ох, охота мне было учиться!
Артоболевская Матрена Серапионовна, 1930 года рождения. Село Тихонькая.
Василий Ефремович Атаманов был на фронте. Жена его, Матрёна Мироновна, в колхозе работала, они гоняли скот до Бийска.
Её вместе с другими женщинами – Екатериной Акафитовной, Еленой Акиновной – посадили за то, что будто они продали колхозную корову. Дали по десять годов. Матрёна Мироновна в тюрьме родила ребёночка. Пришла после войны в родные края, в дом свекрови Акулины Петровны.
Они с ней хорошо жили. Матрена попросила: «Мамонька, ты с моим ребёнком посиди, пока я найду себе место». Свекровь дитя взяла, куда денешься. Потом невестка пришла за дочкой, а Акулина Петровна заявила: «Я тебе её не отдам». Матрёна Мироновна – в слёзы. Муж ее дома был, взял он ребёнка на руки и говорит: «Спаси тебя Бог, что дитя принесла, а то я сейчас бы женился Бог знает на ком. А тут родная жена, да ещё и ребёнок».
Куликова Мария Ивановна, 1931 года рождения. Село Тюгурюк.
В нашей семье было семеро детей. Отца Ивана Никифоровича посадили по линии НКВД за партбилет. Он проверяющим его сразу показать не смог, потом нашёл. Отец наш был дружелюбным, ласковым. Его старый и малый звали дядя Ваня. Мама Пелагея Партфентьевна маленькая росточком была, застенчивая, много всегда работала.
Когда война началась, отцу дали отсрочку, документов у него не было, в тюрьме они остались. Он боялся хлопотать, а ну как опять посадят. По возрасту ему не положено было на фронт идти. Но на это не посмотрели и все равно призвали. В тот день у нас умер маленький братик, днём похоронили, а ночью отец ушел на войну.
Мама надеялась, что он вернётся. Но отец попал в плен. С ним был мужчина из Катанды. Он нам и рассказал, что произошло. Они вместе сбежали из плена, их поймали, избили, собаки их искусали. Катандинский мужик оклемался и снова убежал, а отец не мог бежать и остался. Домой он не вернулся. Бумага пришла, что он без вести пропавший.
Мама работала в колхозе день и ночь. Придёт ночью, посчитает нас. Все семеро дома, спят – и ладно.
С четырнадцати лет я уже на ферме работала, ещё нас припугивали: мол, где ваш отец? Маме скажут: «Хлопочи. Если живой, так сам к детям придёт».
Воспоминания записала научный сотрудник Музея истории и культуры Раиса Кучуганова.
