Предложение написать о Ч.К. Кыдрашеве я встретил как возможность сказать о времени, о людях, с которыми довелось работать и общаться. Надеюсь, мои воспоминания смогут расширить представление о не столь далеком прошлом.
Я был колхозным специалистом и даже не задумывался, что делал, когда однажды с акташской почты по настоянию моих коллег и председателя колхоза позвонил в приемную председателя облисполкома Кыдрашева. Не скажу, что это была приятная беседа. Но я до сих пор не понимаю, как могли меня соединить с председателем и почему он меня внимательно слушал, что-то уточняя, что-то переспрашивая.
Суть дела заключалась в том, что ежегодно сдача скота государству была очень трудным делом для всех хозяйств области. Бийский мясокомбинат к осени не успевал забивать скот. Прежде всего на забой шел импортный, монгольский скот. А очередь для наших хозяйств отодвигалась в графике под всякими предлогами. В отдельные годы дело доходило до падежа от бескормицы. Онгудайский откормсовхоз, в задачи которого входила регулировка этого процесса, вел прием с выгодой для себя, тоже всячески оттягивая время. Поводы находились разные: нет транспорта, гонщиков и т.д. В организованном ниже Акташа в селе Чибит приемном пункте откормсовхоза скопилось огромное количество скота из десяти колхозов Кош-Агачского района и улаганских совхозов. Пастбищ, как известно, там нет. Ожидался падеж, в лучшем случае — истощение животных.
Председатели колхозов и мои коллеги, люди более опытные, уговорили меня побеседовать с председателем облисполкома: «Тебе ничего не будет, ты молодой и говорить умеешь». Они — человек десять — привезли меня в поселковую почту (деревянный дом, в котором она тогда размещалась, стоит до сих пор), заказали разговор, заплатили на всякий случай за 20 минут и приготовились ждать в течение часа. Но не прошло и пяти минут, как меня пригласили к телефону. Я схватил трубку и начал говорить, не слушая ни собеседника, ни себя. Только услышав: «Ты кто такой?» — понял, что надо говорить все сначала.
Видимо, звонок от «какого-то мальчишки» имел определенный резонанс. Назавтра к первым петухам, когда мы еще дремали в своих палатках, руководство откормсовхоза и специалисты облсельхозуправления были в селе Чибит. Однако проблема сдачи скота еще долгие годы оставалась острой.
Сейчас некоторые люди обвиняют Кыдрашева в том, что он построил мясокомбинат в Соузге. Да, с точки зрения экономики это было неправильное решение. Но мне кажется, в тот период истории автономной области куда важнее было решить вопрос не по месту, а вообще по наличию своего мясокомбината. Он освобождал область еще от одной краевой зависимости. Кыдрашев хорошо понимал, что существующая экономическая интеграция с краем в виде сырьевой базы тормозит развитие области, загоняет ее в еще большую зависимость.
В 1965 году в области произошла вспышка ящура. Эпидемия свирепствовала в нижних районах, но до Кош-Агача не дошла. И вдруг совершенно неожиданно в район приехал председатель облисполкома. Как выяснилось, на всем пути по району он не обнаружил карантинных пунктов, шлагбаумов и т.п. Почему так получилось, я сейчас не скажу. Крайне возмущенный бездействием, граничившим с преступностью, он собрал в кабинете председателя райисполкома руководителей и главных специалистов колхозов, районных специалистов и устроил разборку… «Вы даже не знаете, где живете и что такое ящур! Если от вас ящур перейдет границу, никто не скажет, что он пришел от беспечных кошагачцев. Будут говорить – он из Советского Союза. Вы понимаете это?!» — возмущался Чет Кыдрашевич, глядя на недавно работающего председателя райисполкома. Смотреть на него в этот момент было жалко.
«Что такое ящур, я знаю, видел. Это когда вымирает весь скот и человек остается голодный. Или колхозный скот вам чужой?!» — говорил Кыдрашев и оглядывал зал. Мы не могли поднять головы, хотя многие из нас были ни при чем. И знали, что такое ящур.
Совещание закончилось минут через тридцать. Вопросов не было. Угроз, показательных разборок — тоже. Это был разговор старшего с младшими, отца с детьми-несмышленышами. Для многих он стал уроком на долгие годы.
Я знаю, некоторые его боялись, многие уважали. Конечно, были и те, кто его ненавидел. Но это участь всех неординарных людей. Главное, не было таких, кто его презирал, потому что жил он открыто, честно. Мог сказать правду. Не умел притворяться, обманывать. Это был чистый в своих устремлениях, действиях и помыслах человек. Он знал прошлое своего народа, хотел лучшего и любил свое Отечество. Про таких говорят: он был очень земным, простым человеком. А если исходить из сегодняшних мерок, то это был скромный до невозможности человек, который не любил рвачей, подхалимов, тех, кто не соответствовал его идеалам.
Позже я узнал, что в житейских ситуациях он был по-детски доверчив, простодушен. Пример тому — на большинстве фотографий он позирует. Нет его естественного состояния. Мне думается, что это он делал не из самолюбия. Исходя из стереотипов того времени, ему, должно быть, казалось, что руководитель такого ранга, особенно в кругу других, должен выглядеть соответственно. Хотя, что называется, в жизни, дома, на улице, за трибуной я его никогда таким не видел.
Кыдрашев никогда не назвал бы свою малую родину маленькой республикой. Это было бы оскорбительно для него. При этом он не был большим начальником в том извращенном в народе понимании. Но большим человеком и патриотом был всегда. Об этом говорит его «крутая» биография. 30-летним Кыдрашев начал работать председателем облисполкома еще в 1944 году. И вдруг в 1949-м он «исчезает». Какое-то время он был (т.е. имел высочайшее доверие, может быть, самого Сталина) первым секретарем Ойротского обкома КПСС. И вот он вновь появляется в 1957 благополучном году и работает председателем облисполкома до 1971-го. Уходит, как говорили раньше, в полном расцвете сил — в 57 лет. И живет открыто в своем маленьком деревянном домике на улице Панфиловцев до самой кончины. Жители области и города часто видели его на единственном рынке, идущим по улицам города, иногда в брезентовом дождевике и в сапогах, что придавало ему особенный вид и располагало к доверию. Он подолгу беседовал с каким-нибудь приезжим из села, благо, был не только великолепным рассказчиком, но и очень внимательным слушателем.
В годы, когда он работал на высокой должности, в силу разницы в возрасте, положении и характере работы я о нем знал очень мало. Точек соприкосновения, кроме случайных и вынужденных, о чем я говорил выше, у нас не было. Да и какими они могли быть у рядового специалиста колхоза с высшим должностным лицом области? Но случилось так, что я в одно время работал со знаменитым Ч.К. Агиным, председателем колхоза имени XXII партсъезда, который был близким товарищем Кыдрашева. Более того, доводился ему каким-то родственником. Мы, главные специалисты, иногда ездили с ним в Барнаул, Бийск по колхозным делам: что-то достать, как тогда говорили, договориться, согласовать и т.д.
Однажды по пути из Бийска он предложил нам, мне и главному инженеру колхоза Петру Кудачину, моему товарищу и сокласснику по национальной школе и другу на всю жизнь (к сожалению, рано ушедшему), заехать к Чету Кыдрашевичу по каким-то делам. Мы свернули в один из переулков Горно-Алтайска, остановились около деревянного дома, внешне похожего на деревенский «особняк». «Пошли чаю попьем», — сказал Чур Кулеевич Агин и вышел из машины. Заметив, что мы сидим, он заглянул в машину и сердито повторил: «Выходите! Первый вопрос, который Чет Кыдрашевич мне задаст, будет: «Никто не остался в машине?»
Так и случилось. Поздоровавшись, Кыдрашев задал своему другу именно этот вопрос. Мы с Петром едва удержались от улыбки.
Перед тем как приступить к наваристому борщу, хозяин достал початую бутылку коньяка, разлил в маленькие рюмки. Мы с Петром скромно заявили, что не пьем. «Знаю я вас, непьющих, — улыбаясь и глядя на меня, сказал он. — Из-за таких «непьющих» невозможно на перевале остановиться и ленточку привязать». Агин недоуменно и несколько встревоженно посмотрел на нас. Пришлось объясниться. А дело было так. Примерно год назад мы, большой отряд специалистов колхоза и помощников, отправились для сдачи скота и по другим делам в Бийск. По традиции остановились на Ябоганском перевале, достали «запасы» и начали «соблюдать обычай». Так увлеклись, что не заметили ни подъехавшего черного лимузина, ни его хозяина, пока он не подошел и не поздоровался. Мы радостно сообщили ему о цели и значимости нашей командировки и пригласили к нашему «столу». Он отказался, но как, выяснилось, запомнил нас.
Вот смеху-то было! Кыдрашев оказался человеком с хорошим чувством юмора, интересными взглядами на жизнь, события, знал недостатки и обычаи народа и, видимо, гордился этим. За столом с «моего разрешения» рассказал моим товарищам, как первый раз посетил моих земляков — кошагачцев, кумысную ферму, где ощутил страх от чрезмерного внимания, и т.д. Было это гротескно, но очень точно передавало события и первые впечатления…
Он очень много знал. Но рассказывал без оценок действий, лиц и событий, связанных с ними, будь то в стране или у нас в области. Каждую из историй излагал с юмором. Все они были поучительны, с расчетом на правильное восприятие.
Я думаю, что его суровый вид и неприступность были скорее образом, а в жизни это был очень веселый и обаятельный человек. Убедился в этом, общаясь в последние годы его жизни со многими краевыми работниками, председателями и первыми секретарями райкомов, которые всегда интересовались Кыдрашевым, передавали приветы. Их поручения я аккуратно исполнял.
Однажды на каком-то мероприятии в Барнауле я оказался за одним столом с краевыми «зубрами» кыдрашевского времени. Один из них вспомнил, как они вместе ездили в Москву. В поезде коротали время за игрой в преферанс, и не просто так, а на интерес. Проигравшие «кормили» выигравших. «Так вот вашего Чета Кыдрашевича мы кормили все десять дней командировки», — сказал он. Все сошлись на том, что Кыдрашев был в крае одним из лучших преферансистов. Другой собеседник, смеясь, добавил: «Правда, мы его кормили свининой и поили водкой. А он возил с собой конину, зная, что мы ее не едим, и арачку, которая даже на похмелье плохо годится». Вспомнили очень много забавных случаев, связанных с ним.
Чтобы читатель знал, кто были эти «веселые» люди из его круга, расскажу про одного из них. Е.Е. Парфенов — участник войны, Герой Социалистического Труда, кавалер многих орденов, в течение ряда лет работал первым секретарем Каменского горкома. Вместе с тем очень скромный человек и, как говорят в народе, трудоголик. Эти люди делали историю страны, ее славу, ратовали за честь и достоинство сограждан. Но что поделаешь — осуждать прошлое, ненавидеть ушедших стало традицией. В период всеобщей эйфории, когда разрушались память и сознание людей, героем объявили изменника Власова, а Сталина обвинили в сговоре с Гитлером. Старый солдат пенсионер Е.Е. Парфенов вернулся на свой завод, встал к токарному станку и проработал много лет. Говорят, когда после работы усталый токарь шел домой, встречные кланялись ему и снимали головные уборы, как и в прежние времена. Уважение людей не уходит вместе с должностью.
Сегодняшние «кузнечики» своего счастья хотят сделать сказкой свою жизнь. Романтики того времени хотели сделать сказку былью для всех. Сегодня говорят, что это было ошибкой. Но ошибка не только выходит боком, она и учит. Чему научили нас ошибки прошлых лет, если это действительно были «дни без солнца, ночи без луны»?
Наша история пишется не сегодня. Она начинается с появления таких неординарных людей, как Чевалков, Гуркин, расстрелянных и забытых, репрессированных в 37 году руководителей области. И мы не имеем морального права забывать их, как и продолжателей начатого дела. Мне повезло, я видел Ч.М. Кандаракова, который, как и я, родился в Год Змеи, только во времена революции 1905 года, когда царская администрация громила «бурханистов» и «японских шпионов». Достаточно сказать, что с ним наша область благополучно пережила страшные годы довоенных репрессий и войну. Я видел И.И. Тухтубаева. Более того, он сыграл в моей судьбе большую роль, посетив Чаган-Узунский интернат, где я обитал. С ним наш народ преодолевал тяжелые годы послевоенной разрухи. Он проработал 14 лет, передав эстафету в 1959-м Ч.К. Кыдрашеву. Это были годы экономических и политических реформ в стране. Укрупнение районов, разделение партийных органов на сельские и промышленные, ликвидация малых сел, химизация, кукурузный бум, пропашная система, перестановки и обновления кадров выбивали многих из седла. Он продержался в этих условиях достаточно долго и передал руководство хозяйством области в надежные руки М.В. Карамаева. Оба ушли со своих ответственных постов, когда им еще не было 60.
Почему они уходили так рано, накопив опыт, авторитет, в период, когда начинал ярко проявляться их профессиональный потенциал? Об этом я впервые задумался, когда наступили тяжелые для страны времена расправы с лучшими кадрами, начиная с колхозных бригадиров, директоров школ, руководителей совхозов, колхозов, предприятий и заканчивая первыми лицами регионов. Видимо, во всем этом есть определенная закономерность.
Возвращаясь к моему герою, я терялся в догадках и не находил ответа на один вопрос в биографии Кыдрашева. Почему и за что он был снят с должности первого секретаря обкома КПСС в 50-х годах? Причин могло быть много, конечно. Может быть, он «ушел», как в свое время «ушли» его предшественники Ч.М. Кандараков и И.И. Тухтубаев, как потом «уходили» М.В. Карамаев, В.И. Петров? Может быть, виной тому человеческая зависть, боязнь их авторитета со стороны «товарищей»? Барнаульский историк Сорокин пишет, что Кыдрашев был снят как «не справившийся с возложенными на него высокими обязанностями». Но это никак не вяжется с действительностью. Понимаете, не было случая, чтобы, уходя с таких должностей, возвращались на такую же или на еще более высокую должность. Никто не знает, нигде не зафиксировано. А с Ч.К. Кыдрашевым это произошло. Удивительный, редчайший случай.
Года два назад мы с В.И. Петровым, А.М. Чичиновым и еще с кем-то решили поздравить с днем рождения своего коллегу и старшего товарища В.К. Афанасьева. За теплой беседой и хорошим столом я задал ему свой вопрос без всякой надежды услышать что-либо новое. Василий Кузьмич, чуть помедлив, сказал: «Сейчас и тем более вам, ребята, это можно рассказать». История интересна тем, что показывает то суровое время и людей того времени, их дружбу во имя общих идеалов. История проста, как сама жизнь. Кыдрашев, к несчастью, попал в аварию (где-то в окрестностях Горно-Алтайска). Вместе с ним был редактор областной газеты. Многие видели машину в кювете, его пассажиров, и, конечно, нашлись стукачи — время было еще сталинское. Можно было прощаться не только с портфелем, но и с партбилетом. А это клеймо на всю жизнь.
Вскоре Кыдрашева вызвал первый секретарь Алтайского крайкома КПСС Н.И. Беляев, забрал партбилет, положил в сейф и отправил Чета Кыдрашевича домой. Через месяц полной неизвестности его снова пригласили в крайком. Н.И. Беляев вернул партбилет и отправил в Москву на учебу. Жалобу эту мы, видимо, ни в одном архиве не найдем, а у Кыдрашева, к нашему счастью, началась новая веха в биографии.
Читателю будет небезынтересно узнать, что за фигура был Беляев. В период подъема казахстанской целины он был первым секретарем ЦК компартии Казахстана, а вторым у него был будущий Генеральный секретарь Л.И. Брежнев. Видимо, это сыграло какую-то роль в том, что Брежнев со временем «отблагодарил» своего наставника.
Жизнь таких людей, как Кыдрашев, Кандараков, Тухтубаев, Карамаев, — эта наша история. Эти люди — наша совесть, наша гордость. Они для нас интересны не только тем, что занимали высокие должности. А прежде всего тем, что были нравственными авторитетами для своего народа, его духовными лидерами. Как нам их сегодня не хватает!
Некоторые «умники» говорят, что это люди своего времени, тем самым списывая их в прошлое. Только вот резонен вопрос: кто они, сегодняшние, на которых надо равняться? Безобидный холостой залп с Авроры по Зимнему породил не только этих людей, но и сохранил наш алтайский народ. Кровавый залп по Белому дому породил новое государство и новых людей… «Отец» перестройки Горбачев мечтал создать социализм с человеческий лицом. Я мечтаю, чтобы человеческое лицо сохранили все мы, особенно сегодняшние и завтрашние вожди.
Помянем добрым словом юбиляра.
В.К. Сабин, депутат Республики Алтай второго, третьего и четвертого созывов.
